Кого-то мышь пугает, а для кого-то она – пища
КАК ПОСТАВИТЬ ФИНАНСОВУЮ СИСТЕМУ РОССИИ НА СЛУЖБУ РАЗВИТИЮ СТРАНЫ, А НЕ РАЗРУШИТЕЛЬНЫМ СПЕКУЛЯЦИЯМ?
Финансовая секция Московского экономического форума.
Константин БАБКИН, лидер Партии Дела
Я работаю на «Ростсельмаше», связан с сельхозмашиностроением, и меня из практических соображений волнуют главным образом два аспекта.
Первое: в России очень дорогие кредиты. Нам предлагают инвестиционные кредиты под 12% годовых на несколько лет, - это считается дешево, но такие проценты делают реальную модернизацию невозможной. В развитых странах под 4% выдаются потребительские кредиты, инвестиционные для серьезных предприятий - это 1,5% годовых и даже меньше.
Это значит, что наши зарубежные коллеги могут вкладываться в менее рентабельные, в более долгосрочные проекты, могут делать более смелые инвестиции и потому в конкурентной гонке имеют более высокую скорость обновления и модернизации. А отставание в гонке модернизации накапливает наше отставание во всех сферах, сокращает число рабочих мест, разрушает потенциал народа, приводит к многим другим бедам.
Второй момент, который мне непонятен: при высоком профиците бюджета правительство продолжает изымать деньги из предприятий с помощью высоких налогов и, более того, отправляет их за рубеж, в основном вкладывая в просто расписки иностранных банков. История банкротства зарубежных финансовых институтов вызывают сомнения в том, что наши деньги, накопленные государством, вернутся и вновь будут работать на экономику России. А это сотни миллиардов долларов.
Хотелось бы услышать, как следующее правительство будет действовать в этом отношении.
Юрий БОЛДЫРЕВ, экономист, публицист
Международные резервы составляют уже практически годовой бюджет страны и должны использоваться рационально. Эта проблема шире сугубо экономической: это стратегическая проблема.
Каждый видит в любом событии то, что его интересует: кого-то мышь пугает, а для кого-то она – пища. Что такое обмен резервами между, скажем, Евросоюзом и США? Для неполитизированных аналитиков это обмен надежными активами. А для людей, мыслящих в терминах интересов государств, это обмен валютами между стратегическими, в том числе военными союзниками. И сразу возникает вопрос: а мы являемся их военными союзниками?
Если Вы хотите проводить самостоятельную политику, надо доверять свои резервы кому-то со схожими интересами, кому-то, кто не будет заинтересован Вас разрушить.
В этом смысле проблема наша в том, что у нас нет надежных и сильных союзников со своими устойчивыми валютами. Нужно вкладываться в создание союзов, в укрепление валют союзников и хранить резервы в валютах друг друга.
Необходимые же объемы резервов зависят от величины критически необходимого импорта. Задача государства - импортозамещение, но не «вообще», а ради снижения критически значимого импорта от поставщиков, которые не являются нашими союзниками.
Для обеспечения развития надо отказаться считать борьбу с инфляцией самоцелью и признать, что эта борьба – лишь один из инструментов обеспечения лучших условий для развития экономики. Кстати, задача обеспечения развития перед Банком России так и не поставлена.
Если вы обратили внимание на послание президента, - он об этом наконец-то, спустя 17 лет после того, как этот вопрос поставил первый, настоящий, избранный Совет Федерации, вроде бы заговорил. Но, к сожалению, не поднялся до уровня «давайте менять закон», а сказал только: «Давайте еще подумаем». Не знаю, сколько лет надо еще думать.
Разумеется, мы не против борьбы с инфляцией: мы против борьбы с ней теми подавляющими развитие методами, которыми сегодня она осуществляется, - при том, что президент и правительство не только не борются с инфляцией издержек, но еще и прямо программируют ее повышением тарифов на услуги естественных монополий.
Государство обязано создать инструменты, позволяющие гражданам гарантированно сохранять покупательную способность своих сбережений, чтобы это не было вопросом везения, как сейчас.
Без этого все, что касается накопительной части пенсий, - обман и демагогия. Государство должно сначала предложить надежный инструмент и лишь потом запускать варианты накопительных пенсий.
Со снижением ставки рефинансирования все сложнее.
Экономику интересует не кредитная ставка как таковая, а совокупность всех условий хозяйствования. Если что-то одно хуже, чем у конкурентов, другое должно быть лучше, чтобы компенсировать недостаток.
В частности, если ставка рефинансирования ниже инфляции, - с точки зрения рынка это ненормально, так как заинтересовывает покупать любые товары и ждать, когда их можно будет выгодно перепродать. Избежать этого можно только нерыночным управлением.
Один вариант – создание административного, явного или скрытого механизма направления денег туда, куда нужно для развития. Другой – то, что было в 90-х годах, особенно в их начале: формальная процентная ставка не имеет отношения к жизни, а получающий кредит должен давать откат наличными в размере разницы реальной рыночной ставкой и той, которую установил Центробанк.
Поэтому ограничиться требованием снижения процентной ставки Центробанка нельзя: если она будет ниже инфляции, понадобятся жесткие механизмы гарантированного доведения денег до тех секторов экономики, до которых мы хотим их довести. Это требует четкого и жесткого механизма контроля за деньгами, доведения их по назначению и санкций за увод их «налево».
Соответствующие мотивации должны быть созданы и для Центробанка. Когда я работал в Счетной палате, мы выявляли то, что предсказывали, когда я был членом Совета Федерации и боролся против нынешнего закона о Центральном Банке. Еще в 1995 году он зафиксировал, что сотрудники Центробанка могут брать кредиты только в нем самом, и ставки по кредитам определяет он сам. Очень скоро руководители Центробанка стали брать в условиях, например, 60-процентной инфляции кредиты на 15 лет под 15% годовых. Это, по сути, паразитический механизм мотивации, который в принципе не позволяет им быть заинтересованными в успешном развитии страны.
Нельзя заранее точно определить, какую финансово-кредитную политику мы должны проводить в ближайшие 10 лет. Можно написать только общие принципы, - и все равно непредсказуемая ситуация может потребовать их изменения. Поэтому вместо точного определения величины процентной ставки, норм резервирования и других параметров надо решать институциональные вопросы.
Если мы хотим, чтобы Центробанк был кровеносной системой экономики, а не инструментом отложения излишнего паразитического жира, мы должны, например, предусмотреть, что не менее двух третей Национального банковского совета должны составлять представители реального, а не финансово-спекулятивного сектора. И этого мало: нужны не олигархи, у которых, помимо прочего, есть еще машиностроительные заводики, а люди, получающие весь свой доход от эффективности и прибыльности реального сектора экономики, причем именно тех отраслей, которые мы считаем жизненно важными.
Надо сконцентрироваться на выработке институциональных механизмов, гарантирующих, что люди, которые окажутся во главе Центробанка, будут лично заинтересованы с создании лучших условий именно для реального сектора. Тогда мы добьемся успеха.
Валентин КАТАСОНОВ, экономист
В России действует модель валютного управления, при которой Центробанк работает как обменник валюты и занят просто перекраской зеленой бумаги в национальные цвета. И у нас вообще нет денежно-кредитной политики: инструкция для девушки в кабинке обменника, - это не валютная, не денежно-кредитная и не политика.
Помимо модели валютного управления человечество выработало модель эмиссии денег под потребности реального сектора. Ее иногда еще называют немецкой моделью, хотя в XIX и XX веках центральные банки пользовались именно ею, не называя ее немецкой.
В ее рамках Центробанк рефинансирует кредиты, которые коммерческие банки выдают предприятиям реального сектора. Здесь нет места неопределенности: он дает ровно столько денег, сколько требуется производствам.
Нам необходим переход именно к этой так называемой немецкой системе, - тем более, что острый финансовый, политический, экономический кризис делает актуальной мобилизационную модель экономики. А она может опираться именно на эту финансовую модель, в которой государство организует стратегически значимые инвестиции при помощи жестко контролируемых им механизмов, включая банки развития и бюджет развития.
У нас же сегодня в рамках валютного управления сложилась типичная административно-командная система, раздача денег по весьма субъективным установкам. Даже Госплан работал все-таки на основе балансового метода, - это была достаточно серьезная система планирования, - а мы сегодня видим в деятельности Центробанка гадание на кофейной гуще в соответствии с догмами монетаристской школы.
Сейчас, конечно, ситуация с наличностью и с ликвидностью в России более-менее удовлетворительная, но в любой момент она может поменяться, потому что рублевая денежная масса напрямую зависит от двух внешних факторов: выручки от экспорта нефти и газа и поступления иностранных инвестиций. Эти факторы не зависят от нас: товарными и денежными потоками мира управляет Федеральная резервная система, а, точнее, главные акционеры этого частного института.
Помимо валютной и немецкой моделей есть и еще одна, наиболее правильная модель: к сожалению, она выходит за рамки нашего сегодняшнего разговора. Она иногда имела место в истории, но мировые банкиры, мировые ростовщики люто ненавидят ее.
Это казначейская эмиссия денег. Ведь государство имеет все полномочия и конституционные права, чтобы самостоятельно эмитировать деньги и не находиться в унизительной зависимости от мировых ростовщиков. Но, конечно, эта модель может сложиться лишь постепенно: для ее жизнестойкости нужно переформатировать сознание не одного поколения людей.
Виктор ГЕРАЩЕНКО, экс-председатель Центрального банка СССР и России
Говоря о резервах Банка России, надо понимать: резервы золота всегда находились в Минфине, а в Центробанк отдавали только серебро по дешевым ценам, из которого тот стал делать сувенирные и памятные монеты. Валюту он держит в традиционных для центробанков активах: в депозитах, казначейских векселях той или иной страны. Но в международных резервах России значительная часть - резервы Минфина.
И в связи с этим у меня всегда возникает вопрос – а почему Минфин держит те сверхдоходы бюджета, которые у него возникают при дорогой нефти, в казначейских обязательствах США? Для чего он кредитует Америку? При том, что процентные ставки по казначейским обязательствам низкие.
Чем кончится жизнь США в долг, - и в долг торгово-платежного баланса, и в долг выпуска их обязательств, - никто предсказать не может. При сегодняшнем состоянии экономики кредитовать США деньгами российского бюджета – это государственное преступление, о котором в нашей стране принято молчать, как будто никто ничего не понимает.
Независимость Центробанка России от государства относительная. В 2001 году решили создать Национальный банковский совет. Только во Франции есть какая-то карикатура на него, и то министр финансов Франции не имеет там права голоса. Он потом может спорить с руководством Банка Франции у премьера и у президента, Банк Франции может поменять свои решения, но министр финансов не имеет права голоса в банковском совете.
У нас же его возглавлял такой великий министр финансов всех времен и народов, как Кудрин, при председателе Банка России Игнатьеве. Какая может быть политика Банка России, если в нем сейчас из 12 членов правления (председатель тринадцатый) четыре первых зама. Раньше больше двух никогда не было, а то и один. Чего, председатель не справляется? Или перекладывает ответственность на других товарищей, половина из которых не из банковской, а из совершенно иной, финансовой системы?
Скажем, в США в 2008 году (когда людям под 70 лет давали тюремный срок в 120 лет с правом прошения о сокращении через 30 лет) и в банковской сфере были проблемы, но в основном в финансовой сфере.
Глава ФРС Гринспен, показывая мне разные методы управления, сказал: «У нас три основные цели: инфляция, доходы населения, занятость». Я спрашиваю: «А причем тут занятость? В США же есть Министерство труда?» Он говорит: «Предстоят выборы, и если инфляция подрастет, мы ее потом прижмем, - сейчас важно, чтобы выросли доходы населения и занятость, чтобы население пришло счастливым к избирательным урнам». А на вопрос «где же тут самостоятельная политика ФРС?» ответил: «Мы с министром финансов встречаемся каждые две недели, и обсуждаем, что происходит в экономике. И, когда он соглашается с моими замечаниями, он принимает решения».
Формально Банк России независим, как и ФРС. Но, как тот же Гринспен говорил: «Мы независимая организация, я вхожу в совет при президенте и, если что-то делается совершенно неправильно, я могу уйти. Но я понимаю и задачи государства». Я спрашиваю: «Почему у Вас такой маленький годовой оклад, 125 тыс.долл. в год, а у какого-то Фазио, председателя Банка Италии, оклад 600 тыс.долл.?» Он говорит: «Если президент США получает 200 тысяч, я же не могу получать больше. Потом, когда уйду в свободное плавание, буду намного больше получать, но есть определенный порядок, есть свои взаимоотношения». И, кстати, он ушел раньше срока, чтобы не пересидеть первого председателя ФРС. И когда он после кризиса выступал в Конгрессе и во многом брал вину на себя, он защищал действующего председателя ФРС Бернанке.
Поэтому, прежде чем говорить о недостатках Банка России, надо задуматься, откуда у нас такие высокие ставки и такая инфляция? Ответ прост: от либеральной политики Гайдара и его последышей, которая проводилась в 90-х годах.
Андрей КОЛГАНОВ, МГУ
Нельзя рассматривать вопросы кредитного финансирования, эмиссии, банковской политики в отрыве от бюджетного финансирования экономики. Для бизнеса условия кредитования важнее бюджета, но для граждан наоборот: их кредитная политика государства интересует меньше, чем бюджетные расходы. И для бизнеса важна налоговая политика, которая влияет на него не слабее условий кредитования.
Для нормальной жизни страны консолидированный бюджет плюс внебюджетные фонды должен быть поднят с нынешних 38-39% до 50-55% ВВП.
Иначе нельзя улучшить структуру экономики. Все страны, которые хотят ее улучшать, либо повышают долю бюджета в ВВП, либо применяют административные методы.
Естественно, увеличивать бюджет ростом налоговой нагрузки на бизнес вредно. Более того: нужно расширение налоговых льгот, прежде всего для долгосрочных инвестиционных проектов в реальном секторе. Прежде всего льготы должны предоставляться секторам, обеспечивающим прогрессивные структурные сдвиги и находящимся в угнетенном состоянии, угрожающем национальной безопасности. Это, например, сельское хозяйство.
Доходы бюджета надо повышать за счет прогрессивного подоходного и имущественного налога. Это будет снижать неоправданную социальную дифференциацию и стимулировать перераспределение средств с непроизводительных расходов на инвестирование в экономику.
Другой источник роста доходов бюджета - переход к мировой практике изъятия природной ренты с учетом экономической оценки эксплуатируемых природных ресурсов.
Необходимо пересмотреть также доходную составляющую местных и региональных бюджетов. Сейчас ситуация там совершенно безобразная: они живут в основном за счет трансфертов, которые не гарантируют исполнение их обязательств.
Увеличенный бюджет надо направить на социально-культурные цели и развитие экономики. Именно эти расходы сейчас неоправданно занижены по сравнению как с международной практикой, так и с потребностями страны.
Бюджетные расходы на образование надо поднять с 4,7 до 10-12% ВВП. Иначе не переломить тенденцию деградации системы образования, - а без нормальных кадров не будет нормального развития экономики.
То же касается расходов на здравоохранение: хотим увеличить продолжительность жизни, в том числе, в работоспособном возрасте (в котором у нас безобразно высокая смертность) – надо увеличить расходы на здравоохранение.
Если мы даже не стремимся нормально финансировать образование и здравоохранение, у нас никогда не будет ни социального государства, ни модернизации, ни инновационной экономики.
Научные исследования и опытно-конструкторские разработки – в состоянии полуразвала. Нужно повысить расходы минимум до 3-3,5% ВВП. Без высокого уровня государственного финансирования науки в нее не удастся привлечь и частные инвестиции.
Увеличение расходов на поддержку экономики – это реконструкция инфраструктуры: и ЖКХ, и энергетика, и транспорт. Ее состояние очень тяжелое.
Нужен и рост социальной поддержки населения: повышение пенсий, социальных пособий, стипендий; нормализация пенсионной системы, которая перманентно реформируется.
В финансовой сфере нужно усиление контроля за финансовым рынком, включая эмиссию финансовых инструментов, трансграничное движение капиталов, формирование долга госкорпораций. Нужно расширение функций Банка России по контролю над банками и взаимодействию с ними. И, наконец, создание института развития – государственного инвестиционного банка, через который будут финансироваться долгосрочные проекты, в том числе на основах частно-государственного партнерства.
Риск повышения инфляции от направления средств резервного фонда на нужды обеспечения развития не соразмерим с фундаментальным риском деградации национальной производственной системы. Инвестиции в будущее нуждаются в этих средствах.
Нужно легализовать те виды теневых расходов граждан на социальные цели, которые не имеют форму взятки конкретным лицам, а направлены на восполнение недофинансирования бюджетных учреждений. Надо предусмотреть коллективные формы контроля над такими расходами, чтобы они не вырождались во взятки.
Нужна большая открытость финансовой информации – как коммерческих, так и некоммерческих организаций и госучреждений, в том числе при помощи доступа к ней через Интернет.
Ключевые изменения в финансовой системе будут эффективны только при создании механизмов государственного и общественного контроля и регулирования, при переходе от коррупционной системы отношений на открытую и подконтрольную систему управления.
http://forum-msk.org/material/economic/9729637.html
