ИХ «ВКЛАД» В НАШУ ПОБЕДУ
Прошло 68 лет со дня Победы советского народа в Великой Отечественной войне. И вновь под звуки фанфар власти придержащие фальшиво славословили в адрес её ветеранов. Всё для того, чтобы за праздничным шумом скрыть от народа, особенно от молодёжи, что цель, которая была поставлена перед Гитлером мировым империализмом и которую он не выполнил, была достигнута позже нашей доморощенной пятой колонной.
Гитлеру поручалось уничтожить первое в мире государство рабочих и крестьян, ставшее маяком для угнетенных во всём мире, - Союз Советских Социалистических Республик, разделив захваченные территории на обособленные национальные районы, ослабить русский народ и значительно сократить его численность, превратив оставшихся в примитивных обывателей.
Не эту ли картину мы видим сейчас, осуществлённую под прикрытием лживых слов замаскированными троцкистами-антикоммунистами, превратившимися сначала в перестройщиков, а затем – в буржуазных демократов, реставраторов капитализма.
Как говорят циники, для достижения цели все средства хороши. О средствах троцкистов нам известно немало. С их делами советский народ разбирался на открытых судебных процессах, из которых следовало, что эти враги народа, примкнувшие к революции (а не принявшие её), стали в конечном счёте заговорщиками и террористами, шпионами и диверсантами. А после прихода к власти Гитлера призывали его к нападению на СССР.
Так, из протоколов допроса Ежова, в частности, следует, что он, будучи заведующим промышленным отделом ЦК ВКП(б) и заместителем председателя Комиссии партийного контроля, имел доступ к вопросам состояния и обеспечения всех родов войск и вооружений и передавал эту информацию немцам уже в 1936 году.
Его германские кукловоды – Гаммерштейн (генерал, способствовавший приходу Гитлера к власти), Геринг, Кессеринг и другие требовали от Ежова объединить всех недовольных существовавшим в СССР строем, прежде всего в НКВД и армии, и к началу войны обеспечить внутреннее выступление в целях захвата власти. После ареста Ежова кукловоды предложили троцкистам перейти на план «короткого удара», то есть организовать террористические акты против членов Правительства и прежде всего против Сталина.
И если этим планам не суждено было сбыться, то другие – по подрыву обороноспособности страны, снижению её экономической и хозяйственной мощи – были иногда успешны.
Только в 1939-1940 гг. враги народа организовали: взрыв на шахте N13-бис треста «Советскуголь» (95 погибших), пожар на Рыбинском авиазаводе, пожар на шахте им. Ленина треста «Кизелуголь», пожар на Шосткинском пороховом заводе.
После аварии в г. Шостке была проведена проверка Наркомата боеприпасов, которая выявила следующую картину: за 9 месяцев 1940 года НКБ (Наркомат боеприпасов) недодал Красной Армии и ВМФ 4,2 млн. комплектов выстрелов сухопутной артиллерии, 3 млн. мин, 2 млн. авиабомб и 205 тысяч комплектов выстрелов морской артиллерии. Из 1117 тыс. гильз, изготовленных по неотработанной технологии, 963 тыс. пошли в брак.
За то же время пошло в брак большое количество взрывателей новых конструкций ГВМЗ и МГ-8. Взрывателей МП и Д-1 при плане в 3,3 млн. не было сдано ни одной штуки.
Убытки из-за брака за 8 месяцев 1940 г. составили 167 млн. рублей, а скопления на складах некомплектной продукции сверх нормы было на сумму 185 млн. рублей.
Так «готовилась» к предстоящей войне пятая колонна. Что же касается её участия непосредственно в военных действиях, то и здесь картина впечатляющая. Чего только стоит «вкдад» таких военачальников высокого ранга, генералов и адмиралов, как Павлов, Власов, Телегин, Крюков, Романов, Цирульников, Чичканов, Ганич, Гельвих, Голушкевич, Минюк, Туржанский, Васильев и т.д. – всего 56 фамилий. Причём 54 человека из этого списка реабилитированы.
Не удивительно, что «пятая колонна» постепенно привела нас к горбачёвской и ельцинской контрреволюции, осуществив за Гитлера его планы. С.А. Бондарева
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА
арестованного Сидоры Александра Федосеевича
от 29 ноября 1940 года
Сидора А.Ф., 1901 года рождения, уроженец села Даре-Салын, Крымской АССР, украинец, бывший член ВКП(б) с 1939 года. До ареста – член Технического совета Наркомата боеприпасов СССР.
Вопрос: На предыдущих допросах вы признались в том, что в 1932 году были вовлечены во вредительскую группу, существовавшую на Харьковском тракторном заводе, бывшим директором того же завода Свистуном.
Эти показания вы подтверждаете?
Ответ: Да, подтверждаю.
Вопрос: Покажите подробно – при каких обстоятельствах вы были привлечены к вражеской работе?
Ответ: Со Свистуном Пантелеймоном Ивановичем я познакомился в 1930 году на Харьковском тракторном заводе, где работал в должности начальника кузнечно-прессового цеха. В том же 1930 году я дважды был направлен Свистуном в служебную командировку в Америку и пробыл за границей около восьми месяцев.
Пребывание и внешняя сторона жизни в Америке сказались на моих политических настроениях. Я ещё не стал окончательно оформившимся врагом Советской власти, но при случае, делясь своими впечатлениями о пребывании в Америке, высказывал недовольство по поводу жизни в СССР, затруднений в продовольственном снабжении и недостатка товаров широкого потребления. Мои антисоветские настроения систематически подогревались Свистуном, который охотно выслушивал мои рассказы об Америке и от себя добавлял антисоветскую критику положения в СССР.
Убедившись в том, что я разделяю его враждебное отношение к существующему строю, Свистун стал приглашать меня к себе на дом. С 1931 года я уже постоянно посещал квартиру Свистуна вместе с другими руководящими работниками завода.
Вопрос: Назовите их.
Ответ: Кроме меня Свистуна на дому посещали: его заместитель Шнеерсон Борис Маркович, главный инженер завода Брускин Александр Давидович, начальник инструментального цеха Альбов Павел Александрович и начальник литейного цеха Хохуля Владимир Иванович.
Все они составляли окружение Свистуна и пользовались его поддержкой.
Во время сборищ, происходивших на квартире у Свистуна и сопровождавшихся постоянными выпивками, разговоры велись не только вокруг дел завода, но и в целом - положения в промышленности, при этом раздавались антипартийные выпады против руководства ЦК ВКП(б).
Свистун заявлял, что политика коллективизации ему не по душе, что колхозы себя не оправдали и приводят якобы к упадку сельского хозяйства. Он говорил, что нажимать нам на выпуск тракторов не следует, что крестьяне на них работать не сумеют, так как до трактора не доросли.
Свистун не стеснялся в моём присутствии высказывать своё враждебное отношение к партии, но в существо практической вражеской работы, проводившейся на Харьковском тракторном заводе, посвятил меня только в 1932 году, когда убедился, что я до конца разделяю его антисоветские взгляды.
В конце сентября или в первых числах октября 1932 года Свистун пригласил меня для беседы к себе на квартиру. Оставшись со мной наедине, он заявил, что положение становится катастрофическим и «надо спасать отечество». Эту фразу я воспроизвожу дословно, так как она особенно запомнилась мне из продолжительной беседы, которую я имел тогда со Свистуном. Он много говорил о невозможности якобы освоить множество новых предприятий, построенных за последнее время, о нежизненности колхозов, недостатке одежды, обуви, продуктов питания, о том, что политика индустриализации и коллективизации встречает якобы враждебное отношение к себе со стороны населения. В заключение беседы Свистун сказал: «Люди, одинаково с нами мыслящие, должны восстать против существующих в стране несправедливостей».
На мой вопрос – а имеются ли люди, способные это сделать, – Свистун ответил, что с политикой партии не согласен ряд руководящих работников на Украине, но фамилий, вероятно, из осторожности, не назвал, ограничившись лишь указанием, что тайно от партии эти люди ведут свою работу, и предложил мне примкнуть к ним.
Свистун при этом сказал, что мне уже пора от сочувствия его взглядам перейти к делу, а я заверил Свистуна, что готов действовать по его указаниям. На этом наша беседа закончилась.
При встрече, состоявшейся через несколько дней, Свистун в развитие прежнего разговора сообщил мне, что на ХТЗ им объединена группа лиц, несогласных с политикой партии и стоящих за практическую поддержку правых. Далее Свистун назвал Брускина, Шнеерсона, Альбова и Хохулю, которые на заводе, каждый на своем участке, проводят вредительскую работу.
В этой же беседе Свистуном передо мной была поставлена конкретная задача проведения вредительской работы: при изготовлении деталей к тракторам применять недоброкачественный материал.
Вопрос: вы это задание выполнили?
Ответ: Да, в своей дальнейшей работе, я руководствовался указанием Свистуна. Так, коленчатые валы и распределительные валики для тракторов выпускались мною из недоброкачественного металла с трещинами; тяги – из пленистового металла, а шпоры – из металла с повышенным содержанием фосфора.
В результате проведенной мною вредительской работы только в июле 1933 года до 80% изготовленных коленчатых валов и 30% распределительных валиков были забракованы.
Будучи в конце 1933 года назначенным на ХТЗ начальником производства, я систематически задерживал подачу деталей из литейного и кузнечного в механосборочный цех.
Мною систематически задерживался осмотр и ремонт оборудования: транспортёров и сушильной печи в литейном цехе и станков «уникум» − в механическом цехе; всё это сказывалось на выполнении программы и качестве выпускаемой продукции.
Наряду с этим мною задерживалась подача инструментов в производственные цеха завода, что также нарушало их нормальную работу.
Вредительскую работу на Харьковском тракторном заводе я проводил с 1933 по 1936 гг.
В июле 1936 года при содействии Свистуна я был назначен директором авиационного завода N1 (г. Москва).
Перед уходом с ХТЗ я имел беседу с Свистуном у него на даче, в предместье Харькова.
Вопрос: Воспроизведите содержание этой беседы.
Ответ: Свистун в начале беседы поставил меня в известность, что директором завода я назначен по его рекомендации. Он сказал, что хотя мы и расстаёмся, но в Москве на авиационном заводе я должен буду придерживаться той же линии, что и на тракторном заводе в Харькове.
Затем Свистун предложил мне по приезде в Москву явиться к начальнику Секретариата Наркомтяжпрома Семушкину, от которого получить необходимые связи по дальнейшей антисоветской работе в Москве.
Вопрос: С Семушкиным вы связались?
Ответ: В августе 1936 года я посетил Семушкина в Наркомтяжпроме, сказав, что имею к нему поручение от Свистуна.
Семушкин на это ответил, что предупреждён обо мне Свистуном, и предложил все необходимые указания получить от Туполева, работавшего в то время главным инженером авиационного Главка Наркомтяжпрома.
Семушкин предупредил, что Туполев сам меня вызовет, когда в этом скажется необходимость.
Вопрос: Ваша встреча с Туполевым состоялась?
Ответ: Да, в ноябре или декабре 1936 года я был вызван Туполевым к нему в кабинет.
Туполев предложил от его имени связаться с главным инженером завода N1 Шикуновым Евграфом Порфировичем, заявив, что последний будет предупреждён о необходимости контактировать со мной всю работу на заводе.
В конце того же 1936 года я установил связь с Шикуновым, совместно с которым на заводе N1 мною была проведена вредительская работа, направленная к срыву снабжения Красной Армии современными типами боевых самолётов.
Вопрос: В чем заключалась ваша вредительская работа на заводе N1?
Ответ: Я и Шикунов отстаивали перед директивными инстанциями выпуск устаревшей конструкции самолёта «Эрзет» и саботировали освоение производства новых типов боевых машин.
Скорость самолета «Эрзет» была на пределе и не удовлетворяла требованиям, предъявлявшимся в авиации в 1936 году. Кроме того, этот самолёт (по типу «Р-5») был деревянным и быстро подвергался износу. Зная всё это, я и Шикунов всё же отстаивали необходимость выпуска «Эрзета», однако решением правительства этот самолёт с производства был снят и заводу было предложено перейти на выпуск металлических самолетов «Вулти» и истребителей «И-15» (модифицированных).
Получив новое правительственное задание, но продолжая ещё выпускать негодный «Эрзет», я и Шикунов одновременно тормозили освоение производства самолета «И-15» путем задержки организации проектирования и изготовления опытных образцов. Мы игнорировали требования, предъявленные заводу конструктором самолёта «И-15» Поликарповым, несвоевременно предоставили ему помещение и конструкторов, а также задерживали выдачу в производство чертежей.
По самолёту «Вулти» мною и Шикуновым неоднократно изменялись технологические процессы, а также несвоевременно был организован низовой цех, что также вызвало задержку в освоении производства этого типа самолёта.
В августе 1938 года за развал работы на руководимом мною заводе N1 я был снят с должности директора, а в октябре того же года назначен главным инженером 21-го Главного Управления (боеприпасов) Наркомата оборонной промышленности.
С переходом в 21-е Управление я потерял связь с участниками антисоветской организации в авиационной промышленности.
Вопрос: Значит ли это, что вы прекратили свою вражескую работу?
Ответ: Я этого не говорю. Возобновление мною вражеской работы произошло при следующих обстоятельствах. В октябре или ноябре 1938 года ко мне на работу, в 21-й Главк, явился Хохуля, о причастности которого к вредительской группе на ХТЗ я уже показал выше.
Хохуля в начале беседы высказал свое удовлетворение моим переходом в Главк и в свою очередь поставил меня в известность, что работает уже в Москве, директором снарядного завода N70.
Хохуля спросил - работаю ли я теперь так же, как в своё время на Харьковском тракторном заводе, при Свистуне? Я сказал, что прервал все связи, которые могли бы меня скомпрометировать.
Хохуля, однако, в ответ стал упрекать меня в трусости и необоснованных опасениях. Хохуля сказал при этом, что он вот не боится проводить работу на заводе N70, почему же я должен изменить своим убеждениям, не использовав выгоды своего положения в Наркомате в интересах нашего общего дела.
Получив от меня согласие возобновить вредительскую работу, Хохуля предложил мне связаться с Купером Львом Соломоновичем, работавшим заместителем Главного инженера 21-го Главка. Я обещал Хохуле связаться с Купером.
Вопрос: Вы это сделали?
Ответ: Это сделал сам Купер. В декабре 1938 года Купер, который знал меня по совместной работе в течение двух месяцев в Главке, явился ко мне в кабинет и после непродолжительного разговора по служебным вопросам заявил, что имеет поручение от Хохули.
В результате дальнейшей беседы я связался с КУПЕРОМ, который мне сообщил, что имеет задание - препятствовать производству железных артиллерийских гильз и задерживать выпуски заводами N176 и N187 (Тула).
Я спросил у Купера - от кого персонально он имеет такое задание, но в этот раз он уклонился от ответа. Лишь в начале 1939 года, после организации Наркомата боеприпасов, Купер при одной из встреч сообщил, что по вредительской работе получает задания от главного инженера порохового Главка Янова Георгия Георгиевича и заместителя Наркомата боеприпасов Хренкова Николая Матвеевича.
Вопрос: А вы лично с ними связались?
Ответ: С Яновым и Хренковым я лично связан не был, но со слов Купера знал об их причастности к вредительской группе в Наркомате боеприпасов.
При установлении связи со мной Купер сказал, что в 21-м Главке нет ещё людей, на которых можно было бы опереться, но без них нам не обойтись, поэтому я должен провести соответствующую работу. Я с этим согласился.
Вопрос: Покажите подробно о всём объёме проведённой вами вредительской работы в Наркомате боеприпасов.
Ответ: По утверждённому правительством плану в 1939 году заводы NN176 и 187 (Тула), а также завод N184 (Казань) должны были выпустить около 800 тыс. шт. железных артиллерийских гильз.
Для выполнения программы по железным гильзам необходимо было отработать массовый технологический процесс. Уже в начале 1939 года было очевидно, что существующий на заводе N176 технологический процесс по горячему способу Кудрявцева не обеспечит как количественного, так и в особенности качественного выполнения программы по железным гильзам. Несмотря на это, я и Купер умышленно не изменяли технологического процесса. Купер снабжал также завод недоброкачественным железом, вследствие чего в 1939 году было сорвано выполнение программы, причём даже из небольшого количества изготовленных гильз 50% было забраковано.
На заводе N187 существовал технологический процесс изготовления железных гильз по холодному способу ЛИМа (Ленинградского института металлов). По требованию Артиллерийского Управления Красной Армии, в июле или августе 1939 года чертёж на железные 76-мм гильзы был изменён, однако по моему указанию был неправильно изготовлен вытяжной инструмент. В результате до 100 тысяч штук гильз оказались негодными.
В 1939 году завод N187 обязан был выпустить один миллион железных свёртных артиллерийских гильз. Это решение правительства нами было сорвано, и за 1939 год ни одной свёртной гильзы заводом N187 выпущено не было.
Должен отметить, что решение о производстве свёртных гильз было вынесено по инициативе Хренкова, который ввёл в заблуждение директивные инстанции, не информировав их о том, что завод N187 совершенно не подготовлен к производству свёртных гильз.
В связи с провалом производства по заводу N187 в конце 1939 года я был вызван к Хренкову, который предложил мне разверстать по ряду заводов Наркомата боеприпасов программу выпуска 122- и 152-мм железных гильз.
Когда я заметил Хренкову, что на эти гильзы нет даже чертежей, а оборудование заводов не приспособлено к выпуску железных гильз, Хренков сказал, что для него это не новость, и тут же предложил выполнить его указание, спустив заводам соответствующий план.
Зная, что в 1-м квартале 1940 года заводы N176 и N187 не сумеют освоить выпуск железных гильз новых калибров, что сорвёт комплектацию выстрела, Хренков тем не менее дал мне указание - производить железные гильзы, а выпуск латунных гильз приостановить. Это задание Хренкова я принял к исполнению и задержал освоение производства железных гильз, чем нанёс значительный ущерб государству. ...
Протокол записан с моих слов верно и мною прочитан.
СИДОРА
Допросил:
следователь следчасти ГЭУ НКВД СССР лейтенант госбезопасности МАРИСОВ
О РАССЛЕДОВАНИИ ПРИЧИН ПОЖАРА НА ПОРОХОВОМ ЗАВОДЕ
10 декабря 1940 г.
N 5331/6Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Â Сов. секретно
ЦК ВКП(б) товарищу СТАЛИНУ
НКВД СССР в результате расследования причин происшедшего 26-го сентября 1940 года пожара на пороховом заводе N9 (гор. Шостка) Наркомата боеприпасов СССР, при котором погибло 15 и было ранено 18 рабочих, арестованы:
1. Иванов Леонид Петрович − бывший директор завода N 9.
2. Коршин Георгий Ефимович − бывший главный инженер того же завода.
Иванов признался в том, что с 1937 года являлся участником антисоветской организации, существовавшей в Наркомате оборонной промышленности, в которую был вовлечён бывшим начальником 4-го Спецсектора Гипроспецхима Костецким Н.Л. (умер в тюрьме).
Иванов по заданию Костецкого в 1938 году установил связь по вражеской работе с бывшим председателем 3 секции Технического совета Наркомата боеприпасов Яновым Г.Г. (арестован).
Будучи назначенным в 1938 году директором завода N9 (гор. Шостка), Иванов проводил вредительскую работу, которая заключалась в затягивании пуска в эксплуатацию новых агрегатов, некомплектном монтаже оборудования и систематическом нарушении правил техники безопасности.
В сентябре 1940 года Иванов получил от Янова задание – в целях срыва установленного правительством плана выпуска порохов на одном из объектов 5-го (порохового) производства – подготовить и осуществить диверсионный акт.
Янов, как показывает Иванов, подчеркнул, что объектом для диверсии им избран завод N9, потому что он даёт 22% общесоюзной выработки порохов.
По предложению того же Янова, Иванов привлёк к вражеской работе бывшего главного инженера завода N9 Коршина Г.Е. (арестован по настоящему делу).
Договорившись заблаговременно между собой, Иванов и Коршин на 25 и 26 сентября с.г. предложили 5-му производству умышленно завышенный план выпуска пороха, загрузив аппарат мешки БОРа (Бюро опытных работ) в два раза выше порции. Так как аппарат мешки имеет большое количество трущихся металлических частей, перегрузка привела к появлению искр и воспламенению пороховой пыли. В результате 26-го сентября в 8 часов 30 минут утра на заводе N9 произошёл пожар.
Коршин признался в том, что с 1934 года являлся участником антисоветской организации, существовавшей в Наркомате оборонной промышленности, в которую был вовлечён бывшим главным инженером Казанского порохового завода N40 Лапсалем К.Г. (осуждён к ВМН).
Коршин подтвердил показания Иванова о том, что ими по заданию Янова умышленно был перегружен вдвое аппарат мешки БОРа, следствием чего явился пожар 26-го сентября с.г.
Показаниями Иванова и Коршина во вражеской работе на заводе N9 изобличены:
1. Афанасьев Николай Дмитриевич − бывший начальник отдела техники безопасности.
2. Замес Петр Гаврилович − бывший главный механик сектора капитального строительства.
3. Карпенко Александр Яковлевич − бывший механик 5-ого производства.
4. Аникеев Виктор Михайлович − бывший начальник 54 мастерской 5-го производства.
5. Колпина Ольга Ивановна − бывший начальник 5-го (порохового) производства.
Все перечисленные лица НКВД СССР арестованы.
Афанасьев признался в том, что являлся участником антисоветской вредительской группы, существовавшей на заводе N9, в которую был вовлечён в 1940 году Ивановым Л.П.
Афанасьев по заданиям Иванова проводил вредительскую работу на заводе N9, которая выражалась в следующем:
а) допускал ввод в эксплуатацию новых объектов с недоделками;
б) умышленно создавал скопление большого количества порохов около производственных зданий, что создавало благоприятные условия для возникновения пожара.
Замес признался в том, что с 1940 года являлся участником антисоветской группы, действовавшей на заводе N9, в которую был вовлечён Ивановым Л.П.
Замес подтвердил показания Иванова и Коршина о том, что в результате вражеской работы участников антисоветской группы 26-го сентября 1940 года произошёл пожар здания мешки БОРа. Чтобы скрыть следы преступления, совершённого антисоветской группой, Замес после пожара 30 сентября с.г. представил фиктивный акт на произведенные работы по устранению недоделок на мешке БОРа, указав, что этот акт якобы был составлен 7 мая 1940 года.
Карпенко признался в том, что допускал систематическое нарушение правил техники безопасности и не принимал необходимых мер к очистке от отработанного пироксилина бассейнов, а также пустил в действие аппарат мешки БОРа без заземления, что способствовало возникновению пожара.
Аникеев показал, что лично выполнил указание Иванова и Коршина, пустив в ход перегруженный вдвое аппарат мешки БОРа, в результате чего и произошел пожар.
Колпина показала, что по её преступной халатности аппарат мешки БОРа был пущен с рядом недоделок, а около производственных зданий хранилось большое количество порохов, что и привело к тяжелым последствиям во время пожара 26 сентября с.г.
Следствие продолжается.
ПРИЛОЖЕНИЕ: 1. Показания Иванова Л.П. от 29 октября 1940 года.
2. Показания Коршина Г.Е. от 31 октября 1940 года.
Зам. народного комиссара внутренних дел Союза ССР МЕРКУЛОВ,
Начальник Главного экономического управления НКВД СССР КОБУЛОВ
АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 343а. Â Л. 165—170. Подлинник. Машинопись.