Общественно-политическая обстановка на Северном Кавказе

Прошедший 2012 г. в целом подтвердил вывод, сделанный независимыми экспертами еще по итогам предыдущего 2011 г. – политика федерального центра в отношении национальных республик Северного Кавказа все больше заходит в тупик и демонстрирует растущую несостоятельность. На протяжении десятилетия федеральный центр, опирающийся почти исключительно на местные национальные элиты, безуспешно пытается сломить системное сопротивление сепаратистских и религиозно-экстремистских структур. Но, несмотря на все усилия и использование значительных по объему военных, экономических и информационных ресурсов – террористическая и диверсионная активность НВФ на Северном Кавказе сохраняется на неприемлемо высоком уровне.

И что самое неприятное как для федерального центра, так и для ориентирующихся на него местных элит – НВФ на протяжении прошедшего года в целом повысили давление на регион. Происходит это несмотря на то, что федеральные и республиканские силовые структуры сумели нанести террористическому подполью ряд чувствительных ударов. В частности, были ликвидированы такие значимые фигуры как главный идеолог боевиков Саид Бурятский (Тихомиров), ответственный за психологическую подготовку террористов Абу-Халед, «правая рука» Д. Умарова дагестанский ваххабит Вагапов. Было убито и захвачено значительное количество членов террористического подполья, но все это не снизило его активности, что говорит о том, что действующие нелегально джамааты не испытывают недостатка в средствах, сохраняют организационную структуру и имеют возможность быстро восполнять потери в людях.

Особенно наглядно боевые и диверсионные возможности НВФ продемонстрировали нападения на родовое село Кадыровых Центорой и здание парламента Чеченской Республики. Оба объекта тщательно охранялись и, тем не менее, нападавшие в обоих случаях прорвались во внутрь и были ликвидированы после ожесточенного боя со значительными потерями со стороны силовых структур.

Эти и другие нападения, имевшие место за истекший год, наглядно показывают, что ситуация в Чеченской Республике (несмотря на внешнее спокойствие) остается потенциально взрывоопасной.

В соседнем Дагестане нападения на представителей силовых структур происходят практические еженедельно, а то и чаще. Причем, местные и федеральные СМИ просто замалчивают большинство подобных инцидентов. Кроме того, изменился характер нападений. Если в предыдущие годы большинство покушений на представителей власти были так или иначе были связаны с борьбой за передел влияния внутри самих властных структур, то теперь все чаще ответственность лежит на НВФ, которые тем самым заявляют о своих претензиях на власть.

Не менее тревожной выглядит оперативная обстановка и в Республике Ингушетия – по словам местных жителей общественная жизнь здесь замирает с наступлением темноты. Нечто подобное имело место в Чеченской Республике в первой половине 2000-х годов.

Меньшая террористическая активность наблюдалась в Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкессии. Но и здесь деятельность НВФ порой принимает демонстративно вызывающий характер, как например, подрыв гидроэлектростанции или массовый расстрел группы охотников из Ставрополья.

Что касается двух Осетий, то здесь внутренние проблемы, порождаемые клановостью, процветающей в государственных структурах, серьезно осложняются неурегулированностью грузино-осетинского и осетино-ингушского конфликтов. Кроме того, в Северной Осетии формируется новый разлом межэтнической напряженности. Экономическую нишу ингушей, изгнанных в начале 1990-х годов, заняли в основном дагестанцы, которые живут почти полностью изолированно от осетинского общества. Дагестанцы активно торгуют на рынках, прибирают к рукам оптовую торговлю, словом, в значительной мере осуществляют контроль над сферой распределения. Как следствие, в адрес дагестанцев со стороны осетин все чаще раздаются обвинения, которые раньше предъявлялись ингушам: «обирают простой народ», «живут не своим трудом» и т.п.

Кроме того, в Чеченской Республике начинает ощущаться напряжение среди «горных» чеченцев, среди которых наиболее сильны традиции тейповой и вообще родственной солидарности. Характерно, что подавляющее большинство боевиков, убитых в западных районах Чечни и сопредельной территории Ингушетии, принадлежали к тукхуму маьлхи, одному из крупнейших в Чеченской Республике.

Вместе с тем, большое количество маьлхи проживает в Республике Ингушетия, где они достаточно широко представлены как во властных структурах, так и в бизнесе. В последние годы экономическая активность маьлхи стала заметна и в Чечне. Однако, успешный бизнес в северокавказских республиках невозможен без прочных позиций во властных структурах и поэтому можно предположить, что растущая оппозиционность маьлхи к режиму РК как-то связана со стремлением их верхушки вернуть утраченные позиции в политической системе Чеченской Республики.

Таким образом, за прошедший год ситуация в национальных республиках Северного Кавказа продолжала оставаться стабильно напряженной. Как и прежде, наибольшая угроза дестабилизации сохранялась в Дагестане, Ингушетии и Чечне. Наиболее тревожной тенденцией 2011 года можно считать то обстоятельство, что повсеместно на второй план стали уходить перманентные конфликты внутри правящих элит, а также конфликты между конкурирующими этническими группировками (Дагестан, Карачаево-Черкессия, Кабардино-Балкария). На первый план повсеместно выходит конфликт между вооруженной исламской оппозицией и местными элитами, который в условиях безусловной поддержки последних Москвой, означает эскалацию конфликта между религиозными экстремистами и федеральным центром. С этой точки зрения все кровавые теракты в Москве за последние годы имеют одну важную цель – убедить Кремль отказаться от поддержки северокавказских правящих элит.

Как показали события на Манежной площади, национальная политика федерального центра отвергается и значительными слоями российского общества. Одним из последствий этих событий станет растущее отчуждение между гражданами России по национальному признаку.

Совершенно очевидно только, что в целом она (ситуация) будет ухудшаться. Усилению негативных тенденций способствует наличие следующих устойчиво существующих факторов:

– сохраняющееся присутствие хорошо организованного террористического подполья, способного к системным действиям и имеющего постоянно действующие внешние и внутренние каналы финансирования (последние имеют первостепенное значение);

– изоляция политической власти в национальных республиках Северного Кавказа от местных сообществ (мафиозно-клановая модель власти для избранных);

– неспособность и нежелание национальных властных элит модернизировать существующую политическую модель, содействовать развитию производящего сектора местных экономик и формированию структур гражданского общества;

– тотальная коррумпированность всех уровней государственного аппарата власти;

– продолжающаяся социально-культурная маргинализация населения.

Еще одним фактором, усиливающим напряженность в республиках Северного Кавказа, являются приближающиеся выборы Президента РФ, так как судьба местных властных элит напрямую связана с персонами, стоящими во главе в РФ.

Высокая жизнеспособность экстремистского подполья не может быть объяснена только лишь наличием внешних спонсоров и сращиванием с местным криминалитетом, как это озвучивается на федеральном и региональном уровнях. В республиках Северного Кавказа идет процесс формирования региональной контр-элиты, идеологическим знаменем которой и стали идеи ваххабизма.

В этом нет ничего нового для «горских» республик. Например, однозначная поддержка царской Россией местных феодальных владетелей, а, следовательно, невозможность плавной смены правящих элит, привела в первой трети XIX века к формированию в Дагестане и Чечне контр-элиты, знаменем которой стал воинствующий мюридизм.

На завершающем этапе Кавказской войны жесткое подавление любых проявлений оппозиционности внутри имамата Шамиля также привело к формированию контр-элиты, наиболее ярким представителем которой стал Кунта-Хаджи Кишиев, а новой идеологией – кадырийский тарикат, до этого почти не известный на Северном Кавказе.

После завершения Кавказской войны в той же Чечне контр-элита в лице оппозиционно настроенных к власти шейхов-устазов и революционно настроенных представителей интеллигенции постоянно воспроизводится вплоть до революции 1917 года, в которой ряд шейхов (Дени Арсанов, Али Митаев, Гайсумов) выступили в роли союзников большевиков.

Сегодня безусловная поддержка федерального центра позволяет северокавказским властным элитам жестко подавлять любую легальную оппозицию – даже если она выступает под откровенно пророссийскими или либеральными демократическими лозунгами (недавняя серия убийств правозащитников в Чеченской Республике наглядное тому свидетельство). В сочетании с закрытостью от общества местных кланово-мафиозных элит это приводит в движение механизм формирования контр-элиты, которая видит своим врагом не только коррумпированные местные режимы, но и федеральный центр, стоящий за ними.

О том, что в северокавказских республиках запущен механизм формирования контр-элиты говорит и тот факт, что пополнение в ряды экстремистов поступает в основном из числа молодежи из материально обеспеченных семей. Это означает, что корни экстремизма не только в бедности и социальной незащищенности значительного числа жителей национальных республик Северного Кавказа. Молодежь, получившая относительно хорошее образование и материально достаточно обеспеченная уходит к боевикам потому, что не видит возможности реализовать себя в существующей клановой системе.

Это, кажется, осознали в Дагестане, где последний съезд народов этой республики принял резолюцию, направленную на разграничение экстремистов и «мирных» последователей ваххабизма. Это не просто попытка сократить социальную базу экстремистов, но и одновременно дать возможность легального существования оппозиции, не прибегающей к силовым методам политической борьбы. Но вопрос в том, сумеет ли республиканская власть сама отказаться от жесткого подавления оппозиции? В Турции власти сумели сделать это, но там и власть намного более эффективная, а политическая система гораздо более зрелая…

Формирование контр-элиты невозможно пресечь силовыми методами, путем уничтожения руководящего звена вооруженного подполья. Она постоянно будет воспроизводиться недовольством, царящим в широких слоях северокавказских этнических сообществ.

Кроме того, контр-элиту невозможно удовлетворить простой ротацией кадров внутри правящих национальных элит – она сама претендует на власть.

Вместе с тем, очевидно также, что немедленная смена правящих элит «взорвет» ситуацию на Северном Кавказе.

Единственный выход– приступить к давно назревшим широким социально-экономическим реформам в национальных республиках Северного Кавказа с целью модернизации социальной структуры местных сообществ.

Очевидно также, что социально-экономические реформы на Северном Кавказе федеральному центру придется проводить без поддержки республиканских элит и с опорой на федеральные структуры на местах. Более того, федеральному центру придется столкнуться со скрытым или даже прямым противодействием со стороны правящих группировок.

Мир и стабильность на Кавказе

Происходящих событий на Северном Кавказе и в частности в Чеченской республики - много, но качественного изменения ситуации нет и это создает неприятное ощущение того, что происходит накопление какой-то критической массы, которая в один далеко не прекрасный день приведет к резким изменениям как политики федерального центра в отношении Чечни, так и ситуации внутри республики.

Не нужно строить иллюзий. Процессы, запущенные федеральным центром в 1999 году, сохраняют свой вектор развития исключительно по инерции. Что будет через год-два трудно представить. Не в трагическом смысле, конечно. Хуже, как говорится, не будет. Я говорю о новом качестве ситуации в Чечне

Почему это происходит? На мой взгляд, главная причина состоит в том, что из политического процесса исключена главная сила – народ Чеченской Республики. В политике воля народа представляет собой самый ценный ресурс, обладание которым жизненно важно для любого политического движения или лидера. Этим ресурсом сегодня не располагает ни федеральный центр, ни силы сопротивления, ни нынешнее руководство Чеченской Республики.

Я вообще убежден, что ключ к разрешению чеченского кризиса лежит в сфере экономики. Именно кланово-мафиозная модель экономики, сложившаяся в Чечне, диктует хроническую политическую нестабильность и деградацию как государственных, так и общественных институтов.

Вообще, в Чеченской Республике сложилась по своему уникальная ситуация. Подавляющее большинство ее населения никак не задействовано ни в политической, ни в общественной, ни экономической жизни республики. Существование республиканской власти обеспечивается не волей народа, а федеральной группировкой. Что касается материального благополучия республиканской элиты, то оно обеспечивается не экономикой Чечни, а миллиардными дотациями из федерального бюджета.

Эта система, сложившаяся сразу после завершения активной военной фазы антитеррористической операции, не претерпела никаких изменений в прошлом году. По аналогии с известными историческими событиями скажу: чтобы превратить Германию из врага в союзника, мало было захватить Берлин – потребовался еще и «план Маршалла», позволивший создать прозрачную экономику, естественную основу для демократии. «План Маршалла» – это не просто выделение каких-то средств, пусть и не малых. Это, в первую очередь, определение экономических приоритетов, для достижения которых и выделяются средства. Кроме того, очень важно, что руководство Германии стремилось создать современную экономику и на ее основе поднять благосостояние немцев. Экономическая стабильность зависит от того, что хотят отдельные индивидуумы, социальные группы и действительно ли они желают отказаться от старого и напряженно трудиться над внедрением нового.