СТАЛИН У ИСТОКОВ ПОБЕДЫ

СТАЛИН У ИСТОКОВ ПОБЕДЫ

Когда говорят о нашей Великой Победе, то обычно имеют в виду ключевую дату – 9 мая 1945 года. И это, конечно же, неоспоримый факт, который навечно останется в анналах истории. Вместе с тем, принятая ныне периодизация истории Великой Отечественной войны выделяет в ней также победный этап, охватывающий 1943–1945 годы. Это тоже представляется как бы само собой разумеющимся, ибо в эти годы, начиная с победоносной Сталинградской битвы, мы наступали и только наступали. В таком случае, что же являет собой предыдущий этап войны, т. е. 1941–1942 годы? Подобный вопрос вызывает у многих недоумение: дескать, мы же хорошо знаем, что тогда наши войска терпели поражения и отступали…

Да, но ведь отступление отступлению рознь. Вспомним знаменитое лермонтовское «Бородино»: «Мы долго молча отступали…» Так что же – и в 1941-м, и в 1942-м тоже отступали – молча? Может быть, бежали как французы в 1940-м? Ведь именно так и пытаются представить этот период войны ненавистники Сталина и фальсификаторы истории – как время сплошных поражений Красной Армии.  

Как же было в реальности? А та суровая реальность была совершенно иной. Мы вели тогда тяжелые оборонительные бои с превосходящими силами противника. Отступления перемежались с контрнаступлениями, во время которых враг вынужден был переходить к обороне. При этом гитлеровские войска несли небывалые для них потери. Немецкий генерал Г. Блюментрит писал позднее, что части вермахта в первых же боях июня 1941 г. теряли до половины личного состава. По данным немецких военных историков, «люфтваффе» за первые недели войны потеряли столько самолетов, сколько никогда – ни до, ни после – не теряли за такой короткий срок: за неполный месяц боев было уничтожено 1284 самолета, – это едва ли не треть всего, что вермахт имел в наличии на момент начала войны.

Уже в конце июля, на 39-й день войны, Гитлер отдал приказ группе армий «Центр» перейти к обороне. Двумя днями позже в дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдера появится запись: «противник, кажется, захватил инициативу». Но что значило для гитлеровцев «перейти к обороне»? Это ведь – на главном стратегическом направлении, впервые за всю войну в Европе! Многоопытный генерал Гальдер сразу понял, что для них это – катастрофа, ибо «блицкриг» не состоялся.

Силы врага стремительно таяли. Только в ноябрьском наступлении на Москву немцы потеряли свыше ста тысяч личного состава. Именно тогда Ф. Гальдер отметил в дневнике, что полками стали командовать обер-лейтенанты, а батальонами – младшие офицеры. К началу декабря почти половина самолетов из 4980, которые они имели 22 июня на нашем фронте, и свыше трети танков были потеряны. Наконец, в начале декабря последовал сокрушительный контрудар под Москвой, навсегда отбивший у фашистов охоту к захвату советской столицы.

Разве не ясно, что прорыв фронтов нашей обороны оказался этим «блиц-мастерам» попросту не по зубам? Гитлеровское командование не достигло ни одной из стратегических целей, выдвинутых в плане «Барбаросса»: не были взяты ни Ленинград, ни Москва, войска вермахта не сумели выйти на запланированную линию Архангельск – Астрахань.

Самыми трудными для нас были первые дни, недели, месяцы. Именно тогда имели место факты массовой сдачи в плен: складывали оружие и сдавались – нередко целыми воинскими частями. В общей сложности к началу нашего контрнаступления под Москвой в немецком плену оказалось около 3 млн. наших военнослужащих. Чем это объяснить? Говорят, не было другого выхода: неразбериха, недостаток оружия и боеприпасов, растерянность командования, и вот такой плачевный результат. Не будем торопиться с выводами. Командование, конечно же, далеко не всегда было на высоте. Но нередко сдавались в плен и тогда, когда воевать было можно. Оружия не хватало чаще всего не потому, что им не обеспечивали, – его просто бросали при отступлении.

Главное же было в другом. Чтобы сражаться с сильным, опытным, уверенным в себе противником, нужна сила духовная, нужно чувство собственного превосходства над ним. Говорил же великий А. В. Суворов: «кто испуган, тот побежден вполовину, у страха глаза большие, один за десятерых покажется…» Первый удар гитлеровцев как раз и был рассчитан на подавление нашей воли к сопротивлению. В этот удар были вложены энергия и сталь почти всей континентальной Европы. Он должен был продемонстрировать противнику абсолютное превосходство вермахта. Он был призван сломить наш дух. Он был настолько ошеломляющим, что многие рядовые бойцы и даже командиры, не имея боевого опыта, потеряли веру в свои силы: враг казался непобедимым.

Чтобы мобилизовать все силы народа, необходима была ясная программа действий, нацеленных, в конечном счете, на победу над врагом. Она была изложена в знаменитом обращении Сталина к народу, произнесенном по радио 3 июля. Драматизм положения был выражен уже в первых словах вождя, ставших эмоциональным ключом к восприятию всей речи:

«Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота!

К вам обращаюсь я, друзья мои!»

Миллионы людей застыли у радиорепродукторов. Писатель Михаил Лобанов вспоминает: «...День 3 июля 1941 года, когда перед народом по радио выступал Сталин, останется на всю жизнь в памяти».

Сталинская программа предполагала, прежде всего, задержать – во что бы то ни стало, всеми силами и средствами – танковую лавину гитлеровцев и сорвать тем самым осуществление их плана «молниеносной войны», сохранив при этом и армию, и индустриальную мощь державы. Он отчетливо понимал: сделаем – это будет решающий шаг к победе.

И мы его сделали – именно тогда, летом 41-го, в огне жестоких оборонительных боев, в прорывах из окружения, в отчаянных контратаках были созданы решающие предпосылки грядущей Победы. Несмотря на наше отступление, противник сразу же встретил ожесточенное сопротивление. Многие воинские части с первого дня сражались не только упорно, но и все более успешно. Генерал-фельдмаршал вермахта Э. фон Клейст позднее признавал: «Их командиры моментально усвоили уроки первых поражений и в короткий срок стали действовать на удивление эффективно». Одни, как, например, солдаты генерала К. К. Рокоссовского, отбивали натиск врага и, бросаясь в контратаки, заставляли его отступать; сами же отступали только по приказу командования. Другие, будучи окруженными, сжимались в кулак и пробивали вражье кольцо.

Все это в совокупности и было не что иное, как великий подвиг. Это было торжество несломленного духа. Подчеркнем еще раз: срыв гитлеровского плана «молниеносной войны» явился прологом Великой Победы, – в этом и состоит главная правда грозового лета 1941-го. Великие жертвы первых дней войны были принесены не напрасно. Знали, за что шли на самопожертвование многие, нередко безымянные, герои первых, дышавших смертельным зноем летних сражений. Это они сделали возможной нашу Победу в 45-м. Честь им и слава!

А теперь заглянем в предвоенные годы. Победа 1945-го стала возможной лишь в результате длинного ряда трудовых, политических и ратных побед, достигнутых нашим народом за два предшествующих десятилетия. Она была обеспечена всей жизнью и деятельностью Советского государства, в особенности предвоенной политикой сталинского руководства, являющейся ныне излюбленным предметом кривотолков, рассчитанных на неосведомленную публику. Так, нередко разглагольствуют о том, что Сталин якобы не готовил страну к отражению внешнего нападения.

Прежде всего, Сталин отлично знал, что такое современная война. На совещании начальствующего состава Красной Армии 17 апреля 1940 года, анализируя уроки финской кампании, он подчеркивал, что современная война – это массовое применение артиллерии, танков и авиации, автоматического стрелкового оружия, это искусно работающие штабы, квалифицированные командиры и грамотные политработники, это хорошо обученные, инициативные и дисциплинированные бойцы.

С учетом этого в стране высочайшими темпами наращивалась производственно-техническая база, а армия готовилась к активной обороне. Факты свидетельствуют: еще в 1929 г. у нас не было ни тракторов, ни танков, ни самолетов, – все это появилось на протяжении одного десятилетия, и 1941-й мы встретили с лучшими в мире танком Т-34 и самолетом-штурмовиком ИЛ-2, с единственным в мире реактивным минометом «катюша». Две трети новых образцов оружия были созданы под суровым контролем Сталина за три предвоенных года. К началу войны в боевом строю уже стояли около 23 000 танков и 24 500 самолетов различных типов. Активно шла переподготовка командных кадров и бойцов Красной Армии.

Утверждают, что Сталин совершил «просчет» в оценке сроков нападения, не верил данным разведки и т. д. А документы свидетельствуют, что он, не располагая необходимыми данными о дате нападения, сумел угадать ее с поразительной точностью: директивой наркомата Обороны и Генерального штаба предусматривалось приведение войск пограничных округов в полную боевую готовность к 19 июня 1941 года. Директиву не выполнил только командующий Западным военным округом генерал Д. Г. Павлов, расстрелянный в связи с этим по приговору суда. Сегодня его нередко объявляют «невинной жертвой»...

Не считая себя профессиональным военным, Сталин после образования 23 июня Ставки Главного Командования не взял на себя обязанности ее председателя. Счел необходимым сосредоточиться на мобилизации всех сил государства, возглавив созданный 30 июня Государственный Комитет Обороны. Возникает вопрос: почему же через три недели после начала войны он возглавил Ставку, а 8 августа занял пост Верховного Главнокомандующего?

С учетом названных обстоятельств, ответ более или менее очевиден: Сталин взял командование на себя, увидев, что остановить наступление врага в создавшемся драматичном положении не удается. Чтобы успешно воевать, нам надо было воспрянуть духом, надо было поверить в себя, поверить в возможность победы. Понимая это, Сталин делает все, чтобы поднять боевой дух войск. Он стремится разрушить миф о непобедимости фашистской армии. В речи на Красной площади 7 ноября 1941-го он, желая ободрить бойцов, прибегает к русской поговорке: «Не так страшен черт, как его малюют».

Но черт все-таки страшен… Как же вдохнуть в сердца людей веру в свои силы? Он знает, что на войне народная вера в правоту отстаиваемого дела и уверенность в победе над врагом концентрируются в личности полководца. Между тем, и правое дело, и полководческий гений, и мудрость вождя, – все это в народном сознании связывалось с его, сталинским, именем. И он почувствовал, что народ поверит в победу, если будет знать: в бой ведет не кто-нибудь, а именно он, Сталин. Да и неудачи первых недель показали, что руководить войсками на обширном фронте попросту никому, кроме него, не по силам. Вот тогда Сталин и решает сосредоточить в своих руках не только всю государственную власть, но и высшее командование Вооруженными Силами, – это стало «категорической» необходимостью.

Его руководство сразу же становится уверенным, твердым, дальновидным. Никакой растерянности, паники, никаких нервных срывов. Он внутренне собран, работоспособен, он умеет быстро оценить ситуацию и оперативно принять решение. Он никогда не пренебрегает советом с компетентными людьми: его замысел обязательно обсуждается в Генштабе и только потом отливается в директиву Ставки Верховного Главнокомандования. Он никогда не ограничивается выговором за просчеты, за медлительность, – он разъясняет, советует, что и как сделать, его распоряжения и рекомендации продуманны и конкретны.

Понимая, что враг силен, что до конца войны далеко, он ни на минуту не сомневается в победе. И работает над созданием плацдармов для длительной и упорной борьбы с врагом. Под его руководством развертывается беспримерная, невиданная в мировой истории эпопея перемещения промышленного потенциала страны, когда сотни заводов, едва снятые с колес, начинали ковать победу на новом месте. За несколько месяцев на восток было эвакуировано 1360 крупных предприятий и вывезено 10 миллионов человек.

Война, особенно на заключительном ее этапе, показала, что Сталин был непревзойденным и не имеющим себе равных в мировой истории военным стратегом. Сталинская концепция последовательных стратегических наступательных операций позволила достигать их внезапности, сковывать резервы противника, навязывать ему свою стратегию и удерживать наступательную инициативу. Наступление на новом направлении начиналось, когда еще продолжалось ранее начатое наступление на другом участке. Противник вынужден был срочно перебрасывать силы на новое направление, ослабляя оборону на прежнем участке фронта и не успевая организовать ее на новом участке.

Но его роль в войне не исчерпывается тем, что он ведал всеми многотрудными делами воюющей страны и командовал всеми ее Вооруженными Силами. Сверх того он был вождем, которому народ безгранично верил и готов был идти за ним на великие подвиги. Он был вождем, который сумел мобилизовать неисчислимые силы народа, вдохновить его на эти подвиги. Именно сила духа побуждала советского солдата подняться из окопа под смертоносным огнем и идти в атаку, когда раздавался магический призыв «За Родину, за Сталина!»

Ведь если исходить из соотношения материальных ресурсов, мы не должны были победить, ибо нам противостояла военно-промышленная мощь почти всей Европы, объединенной под властью Гитлера. Победили мастерство, сильная воля и стойкость командира и солдата, победили непоколебимая вера в победу и военный гений Верховного Главнокомандующего. Народ стал победителем в сражениях за Советскую Родину – с именем Сталина и под руководством Сталина. У нас вполне достаточно оснований считать, что без Сталина не было бы победы, а потому и слова – Россия, Сталин, Победа – обозначают понятия равновеликие – равно великие.

Поэт Алексей Сурков написал в день Победы от имени всех фронтовиков Великой Отечественной: «Потомки сталинцами нас за этот подвиг назовут». Он не ошибся. Великой державы, которую строили и защищали герои-сталинцы, сегодня нет на карте мира. Но они – ее полпреды в мировой истории: вписанные ими огненные строки навсегда останутся на ее скрижалях вместе с именем Сталина. Навсегда!

В. А. Туев,

доктор философских наук, профессор,

Ленинград