И. В. СТАЛИН В ВОЙНЕ С ЯПОНИЕЙ

Сталин хорошо понимал опасность японского милитаризма и его колониальной политики для дальневосточных рубежей нашей Родины. Он помнил, каким ударом для России явилось поражение в русско-японской войне 1904-1905 гг. В феврале 1904 г. японский флот неожиданно и вероломно, без объявления войны, атаковал русскую эскадру в районе Порт-Артура и вывел из строя три первоклассных военных корабля России.

Так началась война. Она продолжалась полтора года, воспринималась как невероятное унижение и привела к первой русской революции. Сталин, конечно, мыслил, главным образом, геополитическими категориями. Дело ведь не только в территориальных потерях нашей страны. Япония воспользовавшись своими захватами, закрыла для нас все выходы в Тихий океан, а следовательно, и выходы к нашим портам Камчатки и Чукотки. Это значило, что Россия утратила в этом районе земного шара свое положение великой державы. Кроме того, по мысли Сталина, правящие круги Японии сделали своей целью отторгнуть от России весь её Дальний Восток.

Однако вождь воспринимал отношения с Японией также и через призму личных переживаний. Поражение России на Дальнем Востоке и потерю ею Южного Сахалина и Курильских островов он переживал как нечто сугубо личное и даже интимное. Он умел властвовать своими эмоциями, и переживания подобного рода чаще всего были неведомы даже его соратникам из «ближнего круга». Но он охотно открывал их в кругу семьи, прежде всего, детям – родному сыну Василию и приемному – Артему. В своих воспоминаниях генерал-майор артиллерии Артем Федорович Сергеев, который воспитывался в его семье вместе с родным сыном, в красноречивых подробностях поведал, что Сталин, ставши вождем народа и руководителем государства долгие годы исподволь вынашивал мысль смыть с великой России «черное пятно» былого поражения в войне с Японией.

«Когда у Сталина было настроение неважное, тяжело ему было, а на людях он не показывал плохое настроение, он ставил пластинку с песней «На сопках Маньчжурии» со старыми словами».

«Сталин несколько раз прослушивал, переставлял пластинку на словах «Но верьте, еще мы за вас отомстим и справим кровавую тризну». Он поражение в русско-японской войне очень переживал из-за того, что Россия потеряла русские владения, серьезные форпосты на Дальнем Востоке. И вот именно эти слова он, переставляя иголку, слушал несколько раз. Когда мы заходили в комнату, он сидел с опущенной головой, видно, что ему было нелегко, видимо, тяжелые мысли приходили, и он слушал эту песню, вновь и вновь переставляя иголку».

Говорил Верховный Главнокомандующий об этом и в своем обращении к народу 2 сентября 1945 года, когда Япония признала себя побежденной и подписала акт о безоговорочной капитуляции:

«...Поражение русских войск в 1904 г. в период русско-японской войны оставило в сознании народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня. И вот этот день наступил».

Не упустили случая японские «верхи» и в годы гражданской войны: Япония активно включилась в интервенционистские акции стран Антанты. Уже в январе 1918 г. первый японский военный корабль бросил якорь в бухте Владивостока. Вскоре японцы заняли и весь город, а также остров Русский с его укреплениями и артиллерийскими батареями. Постепенно оккупировали Приморье, Приамурье, Забайкалье. Но гражданская война закончилась победой Советской власти, а также провалом интервенции стран Антанты, и японцы вынуждены были ретироваться. Однако это вовсе не значило, что они оставили свои захватнические намерения.

К сказанному нельзя не добавить, что Сталин долгие годы не просто ждал дня победы над агрессивным соседом, но и активно противодействовал завоевательным устремлениям японской военщины в северо-западном направлении. В 1934–1936 годах на протяженной советско-японской границе (к той поре японские войска захватили весь Корейский полуостров и китайскую Манчжурию) постоянно происходили вооруженные стычки, отношения между СССР и Японией балансировали на грани открытого конфликта. Японские посты, расположенные вдоль многокилометровой границы, активно готовили диверсии и восстания на советской территории в случае войны, которая могла вспыхнуть в любой момент.

В 1936-м Сталин неожиданно предложил летчикам – Чкалову, Байдукову и Белякову – маршрут для беспосадочного перелета: Москва – Земля Франца-Иосифа – Северная Земля – Петропавловск-Камчатский, а затем через Приморье с финальной посадкой в Хабаровске. Объясняя Чкалову важность этого перелета, Сталин выразился образно: такой перелет по своей значимости стоит двух полевых армий. А дело в том, что СССР не имел тогда боеспособного флота на Тихом океане, в то время как японский флот был одним из сильнейших на планете. Противопоставить ему мы могли только воздушный флот, и демонстрация его впечатляющих возможностей должна была остудить слишком горячие головы в Токио: тогда ведь дальний бомбардировщик играл «сдерживающую» роль, подобную баллистическим ракетам с ядерными боеголовками сегодня.

Маршрут перелета был начертан лично Сталиным, поэтому летчики тут же на обеих сторонах фюзеляжа своего самолета сделали надпись «Сталинский маршрут», чем была подчеркнута особая значимость перелета, – и это стало известно всей стране. Тем более, что от Камчатки самолет – так же без единой посадки – должен был пролететь вдоль границ Японии, мимо Курильских островов, мимо японской части Сахалина до Хабаровска, который находился всего лишь в нескольких километрах от захваченной японцами Манчжурии. Никакая авиация в мире, кроме советской, такими возможностями не располагала и ничего похожего на «сталинский маршрут» продемонстрировать не могла.

Может быть, этот перелет и удержал самураев от перехода советской границы. Тогда все ограничилось столкновением в районе озера Хасан в 1938 г. и атакой на границы союзной нам Монголии на реке реки Халхин-Гол в 1939 г. В том и другом случае японские милитаристы получили достойный отпор. В разговоре с немецкими дипломатами Сталин констатировал, что в боях на Халхин-Голе японцы потеряли не меньше двадцати тысяч человек, но это единственный язык, который они понимают. Действительно, то жестокое поражение японской армии имело серьезные политические и психологические последствия. Если раньше японские военные всегда одерживали победы – в войне с царской Россией, в войне с раздробленным и ослабленным Китаем, – то здесь они впервые столкнулись с сильным противником и потерпели поражение.

Однако и после Халхин-Гола политика правящих кругов империи оставалась агрессивной: в сентябре 1940 г. Япония вступает вместе с Германией и Италией в военно-политический союз, получивший название «антикоминтерновского» пакта или «оси Рим – Берлин – Токио». Если учесть, что к той поре гитлеровская Германия захватила Францию и целый ряд других европейских государств, то у Сталина не было оснований сомневаться в том, что этот блок своим острием направлен против СССР. Отсюда следовало, что предстоящую войну нам, скорее всего, придется вести на два фронта – западный и восточный.

Что касается гитлеровской Германии, то ее нападение на СССР Сталин считал неизбежным. Подписание в августе 1939 г. договора о ненападении (как известно, по инициативе Гитлера) не могло ввести Сталина в заблуждение: он отлично понимал, что военное сокрушение Советского Союза – это, на ближайшее время, главный вектор внешней политики Гитлера. По воспоминаниям В. П. Пронина, в то время председателя Моссовета, участвовавшего в церемонии подписания договора, Сталин, проводив гитлеровского министра иностранных дел И. Риббентропа, сказал, обращаясь к провожавшим: «Этой сволочи нельзя верить ни единого дня».

В сложившейся ситуации задача Сталина состояла в том, чтобы удержать от нападения нашего воинственного соседа на востоке. Инструментом ее решения могла быть только хорошо продуманная внешняя политика и тонкая дипломатия.

24 марта 1941 года Сталин с подчеркнутой любезностью принял министра иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуоку. Запись беседы свидетельствует о полном взаимопонимании сторон:

«Касаясь японо-китайской войны, Мацуока говорит, что Япония ведет войну не с китайским народом, а с англосаксами, то есть с Англией и Америкой. Япония ведет войну с капитализмом и индивидуализмом…

Тов. Сталин говорит, что, какова бы ни была идеология в Японии или в СССР, это не может помешать практическому сближению двух государств. Что же касается англосаксов, то русские никогда не были их друзьями и теперь, пожалуй, не очень хотят с ними дружить… Тов. Сталин просит Мацуока передать поклон Риббентропу».

Результатом явилось согласие сторон на подписание пакта о нейтралитете, а Сталин – случай беспрецедентный – приехал на вокзал проводить японского министра, который отправлялся в Берлин. Пакт был подписан 13 апреля 1941 г.

Но вскоре – гитлеровский удар 22 июня 1941-го… В Токио нашлись силы, которые выступали за то, чтобы, пользуясь благоприятной ситуацией, ударить по нашему Дальнему Востоку. Однако верх взял трезвый расчет: Япония не располагала ресурсами топлива и черных металлов, достаточными для войны с сильным противником, войска которого оснащены большим количеством подвижной техники. По этой причине императорская армия устремилась в Юго-Восточную Азию, чтобы захватить там нефтеносные районы и рудные месторождения.

При этом японцы выставили Советскому правительству следующие требования: прекратить военную помощь Китаю и отказаться от предоставления своей территории для базирования иностранных вооруженных сил. Сталин предпочел согласиться с тем и другим. Поставки оружия в Китай прекратились, а советский посол в Токио пообещал, что американских баз на советской территории не будет. Сталин вынужден был отказать Рузвельту, когда тот попросил его предоставить возможность американским бомбардировщикам делать посадку во Владивостоке для дозаправки, – он не мог допустить никаких действий, идущих вразрез с пактом о нейтралитете.

Тем не менее, опасность нападения Японии сохранялась, и нам приходилось держать в восточных районах страны в полной боевой готовности крупный воинский контингент – почти 1 млн. 600 тыс., около трети всего личного состава Красной Армии. Только с наступлением зимы Сталин пошел на риск передислокации нескольких дивизий с востока на московское направление, что и явилось одним из важнейших факторов разгрома гитлеровцев в Московской битве.

Что же касается планов японского генштаба, то они за это время не изменились: японская военщина лишь выбирала наиболее удобное время для нападения. Решающую роль в изменении этих намерений сыграл срыв Красной Армией гитлеровского плана «молниеносной войны».

Вопреки надеждам японского командования, Сталин не пошел на переброску с востока на запад значительной части авиационных соединений. Особое беспокойство японских военных вызывало наличие в восточных районах СССР большого числа самолетов бомбардировочной авиации: в случае нападения Японии на Советский Союз создавалась реальная опасность массированной бомбардировки ее территории, в том числе, Токио, который мог быть превращен в пепелище.

В конечном счете, японский генералитет сориентировался на морское противостояние и 7 декабря военно-морской флот Японии нанес сокрушительный удар по американской военно-морской базе Пирл-Харбор, – с этого началась вторая мировая война на Тихом океане. Однако миллионная Квантунская армия (фактически группа армий) осталась на пограничной с нами территории Китая и Кореи. Нам пришлось по-прежнему держать там достаточно многочисленные (около миллиона личного состава) и боеспособные воинские соединения.

Союзники, прежде всего Рузвельт, просили Сталина вступить в войну с Японией. Сталин выдвинул свои условия: восстановление нашего суверенитета над территориями, отторгнутыми у России в начале века, восстановление наших военных баз на китайской территории – в Порт-Артуре и Дальнем, а также передача Советскому Союзу прав на управление Китайско-Восточной и Южно-Маньчжурской железными дорогами. Он твердо стоял и на том, что СССР вступит в войну на востоке только по завершении военных действий на западе. Рузвельт согласился со всеми условиями Сталина.

В апреле 1945 г. Советский Союз денонсировал советско-японский пакт о нейтралитете. Летом 1945 года в Москву приехала китайская правительственная делегация. Она попросила разъяснения относительно советской военной базы на китайской территории. Сталин объяснил, что это необходимо для того, чтобы в будущем держать в руках Японию:

– Япония не будет разорена, даже если она подпишет безоговорочную капитуляцию. После Версаля думали, что Германия не поднимется. Прошло пятнадцать–двадцать лет, и она восстановилась. Нечто подобное случится и с Японией, даже если ее поставят на колени.

– Мы закрыты. – продолжал он, – У нашего флота нет выхода в Тихий океан. Нужно сделать Японию уязвимой со всех сторон: с севера, запада, юга и востока. И нам нужны Дальний и Порт-Артур на тридцать лет – на случай, если Япония восстановит свои силы. Мы могли бы ударить по ней оттуда.

В августе 45-го Советский Союз вступил в войну с Японией. Наши танковые клинья стремительно рассекали войсковые соединения Квантунской армии, дислоцированные на севере Китая, и японцы попадали в окружение, ибо отступать им было некуда: их страна осталась за морем, а японский флот к той поре уже перестал существовать. В плену оказалась почти вся Квантунская армия.

Сталин передал народной армии Мао Цзэдуна все трофейное японское оружие. Поддержка Москвы существенно помогла китайским коммунистам взять власть в стране.

В итоге военная кампания августа 1945 года обеспечила СССР возвращение Южного Сахалина, Курильских островов и свободный выход в открытый океан для боевых кораблей, а также военные базы в Китае и контроль над северной частью Корейского полуострова.

Осенью 45-го Сталину на дачу по его просьбе привезли карту Советского Союза. Сталин, вспоминал годы спустя В. М. Молотов, стоя у карты, прикрепленной к стене, размышлял о том, какое значение имеют новые границы СССР. Перейдя к восточным границам, он проговорил:

– Что у нас здесь?.. Курильские острова наши теперь, Сахалин полностью наш – смотрите, как хорошо! И Порт-Артур наш, и Дальний наш, – Сталин провел трубкой по Китаю, – и КВЖД наша. Китай, Монголия – все в порядке...

В его словах сквозило откровенное торжество.

В. А. Туев,

доктор философских наук, профессор.

Ленинград