Что общего между фашизмом и либерализмом, кроме того, что их выкормила Англия?
Один из политико-идеологических парадоксов современности — последовательная поддержка либералами самых чудовищных проявлений фашизма.
Мы ощущаем это на себе, с изумлением обнаруживая следование гитлеровскому плану «Ост» в либеральных реформах образования и здравоохранения, не говоря о национальной политике, с ужасом ощущая разрушительность социально-экономического господства либералов, уже привыкнув к служению «рукопожатных общечеловеков» самым чудовищным бандеровским зверям.
Но солидарность либералов с фашистскими и, более узко, нацистскими практиками касается не только последовательной политики истребления нашего, русского народа: стоит вспомнить хотя бы заявление высокопоставленного шведского политика (правда, потом спохватившегося) о «категорической недопустимости отрицания права Израиля на геноцид».
Поэтому служение современных либералов современному же фашизму (часто искреннее и даже самоотверженное) шире свойственного им вульгарного расизма и, в частности, русофобии: ультрасовременный либерализм и кажущийся нам бесконечно архаичным фашизм растут из единых корней.
Разумеется, речь о современных либералах, а не об основоположниках времен Вольтера, которыми нынешние одичалые так любят прикрываться.
После создания глобальной оргструктуры финансового спекулятивного капитала в виде американской ФРС либерализм как политическое течение трансформировался до неузнаваемости, перейдя от служения свободе, суверенитету и ответственности личности на службу финансовым спекулянтам. (Кстати, первым либералом современности был наш Керенский.)
Но и в этом случае и идеологии либерализма и фашизма, и конкретно-политические интересы носителей этих идеологий были весьма различны. Почему же сейчас либералы все больше похожи на фашистов и массово служат их самым диким представителям (не переставая при этом клеймить как «фашистов» всех противостоящих им патриотов, — вплоть до террора против тишайших патриотов из АДГ в Германии и Национального фронта Ле Пен во Франции)?
Причина — в схожести исторических задач, которые хозяева либералов решали сегодня и во второй четверти ХХ века.
Этими общими хозяевами представляются элиты «кузницы идеологий» (ставшей таковой в силу своего передового характера до 30-х годов ХХ века) — Англии.
Британская элита (финансовая — Сити, политическая — спецслужбы и королевский двор, а также формирующая массовую культуру талантливая обслуга первых двух) во многом и сегодня остается вынесенным вовне официальной политики интеллектуальным центром глобального стратегического планирования и во многом управления. То, что для маскировки он изо всех сил старается казаться смешным, нелепым и бессмысленно старомодным, не отменяет, но лишь подчеркивает его эффективность.
Именно Англия выкормила (и не только в идейном, но во многом и в конкретно-политическом плане) такого чудовищного монстра, как немецкий фашизм, — и она же стала потаенным, скрытым источником и опорой не менее разрушительной (по крайней мере, для нашей страны) либеральной чумы.
Такая преемственность объяснима примерно одинаковыми функциями, которые выполняли фашизм и либерализм соответственно в индустриальную и информационную эпохи.
На кризисном этапе, «на переломе» обеих этих эпох крупный капитал беспощадно сокращал потребление относительно обеспеченных частей общества, концентрируя за счет этого в своих руках ресурсы и власть для необходимых решительных действий (а также просто в целях экономии в неопределенной ситуации).
Это вызывало в обществе крайнее раздражение, которому нужно было не дать осознать себя (это в обоих случаях достигалось дискредитацией идеи социальной справедливости как таковой и репрессиями против её носителей) и энергию которого необходимо было подчинить, отвлечь на негодный объект, а в идеале — поставить себе на службу.
В индустриальную эпоху в условиях Великой депрессии (резко ослабившей финансовых спекулянтов и частично даже загнавших их под жесткое регулирование крупных государств) доминирующей силой был государственно-монополистический капитал реального сектора, а социально уничтожаемой частью общества — мелкая буржуазия.
Чтобы разоряемые и превращаемые в пролетариат (а то и в нищих) мелкие буржуа не выступили против крупного капитала на стороне народа, фашизм убеждал их в их сверхчеловеческой природе — просто в силу принадлежности к избранной нации, — давая простой и общедоступный путь решения всех проблем в виде служения фашистскому государству ради ограбления разнообразных «недочеловеков» в целях личного обогащения, а то и просто поддержания текущего потребления.
То, что отбирал у деклассируемых мелких буржуа (и квалифицированных рабочих) крупный монополистический капитал, им разрешалось отнять у других — в качестве платы за лояльность и за участие в военно-политическом решении стратегических задач этого капитала.
В информационную эпоху (1991−2019 годы) и на старте постинформационной (начавшейся в 2020 году) эпохи доминирующей силой являются надгосударственные финансовые спекулянты, а социально истребляемой — стремительно теряющие всякое влияние средние слои общества, унаследованные от завершенной, прожитой эпохи индустрии.
Чтобы представители этих слоев не стали сопротивляться лишению себя привычных перспектив и комфорта, либерализм так же, как до него фашизм, убеждает их в том, что они являются сверхчеловеками (не используя, правда, этого скомпрометированного термина), — но в качестве уже не представителей богоизбранной нации, а исключительно в личном качестве, за счет личной способности освободиться ради призрака наживы от патриотизма и иных естественных человеческих качеств (вроде любви, жалости и в целом совести и морали: либерализм с упоением провозглашает освобождение от этих «грязных химер» вслед за Гитлером, — хотя и в чуть других выражениях).
Подлежащими ограблению и всяческому унижению вплоть до истребления «недочеловеками» провозглашались уже не представители иных народов и рас, а не способные или не желающие расчеловечиваться ради наживы, — правда, иногда вновь целыми народами.
При этом ограбление в основном осуществлялось не прямым насилием, как в случае фашизма индустриальной эпохи, а изощренными финансовыми спекуляциями и информационными манипуляциями с массовым сознанием, вновь обеспечивающими основную выгоду господствующему крупному капиталу (правда, уже над-, а не национальному, и финансовому, а не промышленному).
Решение единой задачи едиными методами, пусть и в разные исторические эпохи, обеспечивает сходство до степени смешения. Правда, при смене эпохи задачи либералов изменятся, — и они могут начать стыдиться не только Чубайса, но и Пугачевой.
