СТАЛИНИЗМ: ТЕОРЕМА И СТРАТЕГЕМА к 145-летию со дня рождения И. В. Сталина

СТАЛИНИЗМ:
ТЕОРЕМА И СТРАТЕГЕМА

к 145-летию со дня рождения И. В. Сталина

Большевизм как течение общественной мысли в России зародился в начале ХХ века и оформился как социально-политическое движение и политическая партия в 1903 году. С самого начала его существование связано с именем В. И. Ленина, и после его смерти в 1924 году созданные им теория, идеология и политическая практика получили название ленинизма. И. В. Сталин в 1924 году читает в Коммунистическом университете лекции об основах ленинизма, а в 1926 г. вышла его книга «Вопросы ленинизма». Многократно дополненная, она переиздавалась до конца его жизни.

Между тем, еще в 1913 году появляется новая ветвь марксистско-ленинского учения, связанная с именем Сталина и после его смерти в 1953 году получившая название сталинизма. В этом понятии объединены как идейно-теоретическое наследие Сталина, так и опыт его политической и государственной деятельности.

В 1913-м была издана первая крупная теоретическая работа Сталина «Марксизм и национальный вопрос». Там впервые в марксистской литературе в числе четырех основных признаков нации называется «общность психического склада, проявляющаяся в общности культуры». Это было новым словом в марксизме: впервые в социальной динамике в качестве одного из основных называются факторы психического свойства, такие как национальный характер и национальная духовная культура.

В дальнейшем этот акцент в понимании Сталиным социальных процессов усиливается. В июле–августе 1917 г., на VI съезде РСДРП(б), говоря в своем докладе о грядущей социалистической революции, Сталин заявляет: «Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму». Его заявление основывалось на следующих ключевых постулатах: «База нашей революции шире, чем в Западной Европе», «У нас же рабочих поддерживают беднейшие слои крестьянства»; «Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего». Как известно, через три месяца, 7 ноября, в России был совершен революционный переворот, ставший первым шагом по пути страны к социализму – была установлена власть Советов.

После смерти Ленина в большевистской партии открылась полемика по вопросу о путях дальнейшего движения страны. Довольно скоро сформировались два основных подхода. Главным теоретиком первого из них стал Л. Д. Троцкий. Он и его сподвижники отстаивали путь индустриализации, видя в ней предпосылку к созданию плацдарма для мировой пролетарской революции. В свою очередь, Н. И. Бухарин и его сторонники, напротив, отстаивали продолжение введенной после гражданской войны «новой экономической политики» (НЭП), но, как ни парадоксально, из соображений, сходных с троцкистскими. Они связывали исторические перспективы России с ликвидацией ее отсталости, с «подтягиванием» ее до уровня капиталистически развитых стран путем развития рыночной экономики. Как Троцкий, так и Бухарин в равной мере не верили в способность народов России пойти иным, некапиталистическим путем развития и построить свой, «русский» социализм.

Но если Троцкий до конца дней противостоял Сталину «слева», стремясь втянуть Россию в горнило всемирной пролетарской революции, то Бухарин, казалось бы, непостижимым образом превратился из «левого коммуниста» в «правого», либерального социал-демократа. Сталин эти, на первый взгляд, «странные» маневры выразил в парадоксальной формуле: «пойдешь налево – придешь направо, пойдешь направо – придешь налево». Это сходство ориентаций и сделало возможным в дальнейшем объединение «левой» и «правой» оппозиции сталинскому курсу.

Почвой, на которой «левые» и «правые» оппозиционеры сомкнулись в борьбе против Сталина и его политики, явилась ортодоксальная марксистская концепция единого пути исторического развития всех народов. Оба они – Троцкий и Бухарин – не принимали идею самостоятельного движения России к социализму, исходя из формационной схемы: весь мир идет по «столбовой дороге мировой цивилизации», т. е. вслед за «цивилизованным», капиталистическим Западом к мировой пролетарской революции. Троцкий в послесловии к своей брошюре «Программа мира», написанном в 1922 г, когда и гражданская война уже победоносно завершалась, говорил о «невозможности изолированного социалистического строительства в национально-государственных рамках» и подчеркивал, что «подлинный подъем социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы пролетариата в важнейших странах Европы».

Напротив, Сталин отчетливо видел возможности самостоятельного, независимого от Запада, движения России по пути социалистического строительства – движения, опирающегося на коллективистское, «соборное» сознание народа, выработанное исторически и прочно вошедшее в наш социокультурный опыт. Непременным условием такого движения он считал сохранение государственной независимости России.

Конечно, было бы наивно думать, что Сталин с юных лет мыслил теми же категориями, как и в пору своей идейно-политической зрелости. Поэтому трудно сказать, насколько четко в годы революционной борьбы он мог бы сформулировать мысль о том, что Россия является особой цивилизацией и что это обстоятельство определяет всю ее историческую судьбу. Но, по-видимому, интуитивно он почувствовал это уже тогда, именно эта идея стала главной «теоремой» всей его идеологии. Напомним его заявление на VI съезде партии о том, что именно Россия явится страной, прокладывающей путь к социализму. В этой, на первый взгляд, очень простой формуле уже тогда была выражена и «стратегема» будущей сталинской политики.

После революции, в противовес троцкистской стратегии распространения революции на европейские страны вооруженным путем, Сталин выдвигает теоретическое обоснование возможности построения социализма в одной стране – Советской России. В докладе 27 октября 1920 г. он подчеркивает, что «некоторые участники Октябрьского переворота» допускали успех нашей революции «лишь в том случае, если непосредственно за революцией в России начнется революционный взрыв на Западе, более глубокий и серьезный, который поддержит и толкнет вперед революцию в России, причем предполагалось, что такой взрыв обязательно начнется».

И далее: «Оказалось, что социалистическая революция может не только начаться в капиталистически отсталой стране, но и увенчаться успехом, идти вперед, служа примером для стран капиталистически развитых». Он последовательно и настойчиво доказывает, что «победа социализма в одной стране, если даже эта страна является менее развитой капиталистически, при сохранении капитализма в других странах, если даже эти страны являются более развитыми капиталистически, – вполне возможна и вероятна».

Такая логика делает его принципиальным противником следования в фарватере европейской истории, в том числе и по пути европейской пролетарской революции. России нужен был собственный, самобытный путь развития. Троцкий и троцкисты этого не понимали, и Сталин констатирует: «Троцкий не чувствует внутренней мощи нашей революции». Напротив, наделенный глубокой интуицией, Сталин не только ощущает мощь новой России, но и видит предпосылки грядущего кризиса западной цивилизации: «…Троцкий не улавливает той внутренней немощи, которая разъедает ныне империализм».

Действительно, в 1922 г. Троцкий пишет о «колоссальной мощи пролетариата, которая в других, более передовых, более цивилизованных странах способна будет совершать поистине чудеса». Поскольку же в «более цивилизованных» странах революция не произошла, Троцкий, по словам Сталина, видит только две возможности для России: «либо сгнить на корню, либо переродиться в буржуазное государство». Позицию Троцкого он оценивает в следующих рассуждениях:

«Неверие в силы и способности нашей революции, неверие в силы и способности российского пролетариата – такова подпочва теории «перманентной революции».

До сего времени отмечали обычно одну сторону теории «перманентной революции» – неверие в революционные возможности крестьянского движения. Теперь, для справедливости, эту сторону необходимо дополнить другой стороной – неверием в силы и способности пролетариата России.

Чем отличается теория Троцкого от обычной теории меньшевизма о том, что победа социализма в одной стране, да еще в отсталой, невозможна без предварительной победы пролетарской революции «в основных странах Западной Европы»?

По сути дела – ничем.

Сомнения невозможны. Теория «перманентной революции» Троцкого есть разновидность меньшевизма».

В «Тезисах 1926–1927 гг.» Троцкий, как бы подтверждая эту сталинскую оценку, совершенно недвусмысленно характеризует теорию построения социализма в одной стране как «первый открытый разрыв с марксистской традицией». Что ж, остается лишь заметить: решительный разрыв с догматическим марксизмом оказался в высшей степени плодотворным. Это был разрыв большевизма с западничеством. Это было осознание того, что многие не понимают и сегодня: нам нельзя перекраивать страну по западным лекалам; с Западом можно соревноваться (прежде всего, в развитии техники), но не догонять его, а идти своим путем, соответствующим историческим условиям и менталитету народа. Это было становление идеологии и политики сталинизма, который основывался на русских культурных традициях и соответствовал национальному характеру, а потому и имел колоссальный успех.

Что же касается социалистической (а тем более коммунистической) перспективы для западных стран, то скептическое отношение к ней, высказывавшееся Сталиным еще в 1920-м, в дальнейшем, с годами все более крепло. Об этом свидетельствует хотя бы такой эпизод. Летом 1944 года состоялись его переговоры с главой польского эмиграционного правительства Станиславом Миколайчиком. При их завершении С. Миколайчик, видимо, желая польстить Сталину, рассказал:

– Перед отъездом из Лондона я читал показания пленных немцев. Один немецкий офицер заявил в своих показаниях, что Германия найдет себе спасение в коммунистическом строе…

Сталин усмехнулся и неожиданно для лондонского поляка заявил:

– Германии коммунизм подходит так же, как корове седло…

Оторопевший С. Миколайчик не нашел что ответить и только поблагодарил Сталина за гостеприимство и за оказанную ему честь.

Надо полагать, что то же самое он мог бы, с еще большим основанием, сказать и об Англии, и об Америке, и о других странах Запада: коммунизм – это нечто не соответствующее их культурным приоритетам. История ХХ века – доказательство правоты и прозорливости Сталина: за прошедшие сто лет социализм марксистского типа не утвердился ни в одной западной стране. Не утвердился потому, что их индивидуалистическая культура не приемлет коллективистский общественный строй. Если он там и возможен в исторической перспективе, то только как результат длительной трансформации индивидуалистической культуры в направлении превращения ее в культуру коллективистского типа. Это могло бы произойти значительно быстрее под влиянием культурного прогресса России или стран Востока на путях социализма. Однако крушение социалистического строя в нашей стране надолго отодвигает подобную перспективу для Запада.

А тогда, в далеких 20-х, Сталин на основе оригинального теоретического синтеза, впитавшего в себя революционный марксизм и универсалии русской культуры, вырабатывает принципиально новый стратегический замысел, который и был выражен формулой построения социализма в СССР как отдельно взятой стране. За этой формулой стояло богатейшее идейное содержание, за ней скрывалась особая политическая логика, выходящая за пределы формационной схемы развития истории. Она и стала стратегемой сталинской политики социалистического строительства.

Это был идейно-политический прорыв в «абсолютное будущее»: впервые в мировой истории была выдвинута грандиозная стратегическая задача построения социализма. По своему историческому значению этот прорыв можно приравнять к постановке Лениным в политическую повестку дня курса на социалистическую революцию, провозглашенного в знаменитых его «Апрельских тезисах». Результатом ленинского идейного прорыва стала победа Октября. Выдвижение же Сталиным задачи построения социализма в СССР как отдельно взятой стране явилось, в свою очередь, идейной предпосылкой создания в России великой народной социалистической державы. Претворение в жизнь этого, освященного вековыми чаяниями народных масс, социального проекта увенчалось появлением первого на Земле «царства справедливости».

Сталинская стратегема соединила в себе два основных подхода к пониманию будущего страны. Первый из них предполагает движение ее по пути технико-экономического, социального и культурного прогресса, второй – облечение этого движения в социальные формы, традиционные для отечественной культуры. Гениальность Сталина обнаружилась в том, что он понял и необходимость технического прогресса, и великую роль традиций и культурной преемственности в движении страны по пути социализма. Он нашел «ключевое звено», ухватившись за которое можно вырвать страну из тисков вековой отсталости в технико-экономическом отношении. Он нашел способ достижения высот в этой сфере не на путях следования за Европой, а на особом, специфически российском пути.

В результате острой идейно-политической борьбы Сталина против адептов «революционного западничества» к концу 20-х гг. в партии прочно утвердился курс на строительство социализма. Сталин как теоретик и политический стратег, умевший по достоинству оценить прошлое и предвидеть грядущее, выработал и провел в жизнь крупномасштабный социальный проект, которому подчинилась история. Подчинилась потому, что политическая стратегия Сталина была близка широким народным массам, настроенным на социализм такого типа, который не требовал отказа от традиционных форм отечественной культуры. Наоборот, в своем претворении в жизнь эта стратегическая программа опиралась как раз на культурные основания российского общества.

Стратегема сталинизма определяла движение страны к новым рубежам по глубокой исторической колее. Именно поэтому она оказалась способной пробудить созидательную энергию народа. Приняв ее, страна пережила невиданный духовный взлет, явившийся главным фактором преобразования всех сторон жизни общества по марксистской «социальной технологии». «Крыльями», обеспечившими этот взлет, стали высшие нравственные идеалы, выношенные в глубинах народной души на протяжении всей тысячелетней истории России. Это решающим образом сказалось на политической линии большевистской партии.

Основой общественного жизнеустройства сталинской эпохи стали ценности, выработанные в историческом опыте России и концентрированные в русской народной культуре. Той самой, которая питала своими соками гениальные творения Пушкина и Некрасова, Гоголя и Тургенева, Достоевского и Толстого. Эта преемственность между культурой тысячелетней России и создававшейся под сталинским руководством советской экономикой и политикой, идеологией и культурой сегодня представляется очевидной и бесспорной. Благодаря этой преемственности и был совершен на практике стремительный социальный прорыв в «абсолютное будущее».

Сталинские реформы 30-х гг. стали по своей глубочайшей сути «революцией сверху», совершаемой во имя торжества народного духа, – они повышали уровень «душевного комфорта», который для русского человека неизмеримо ценнее, нежели комфорт телесный. Сообразуясь с этим, Сталин вырабатывает специфически советский способ интенсификации экономики. Индустриализация промышленности и сельского хозяйства были проведены в формах, соответствовавших историческим традициям социального жизнеустройства: образование производственных коллективов в городе и самостоятельно управляющихся коллективных хозяйств в деревне. Производственный коллектив рассматривался Сталиным как «ячейка» общегосударственного «семейного» коллектива, в котором объединены все граждане страны. На этой основе строятся взаимоотношения трудовых коллективов с государством, которое призвано отечески заботиться обо всех членах единой трудовой семьи.

При этом в роли больших коллективов выступают и разного рода национальные образования. В результате советское общество явило собой большую семью народов, сплотившихся вокруг русского народа. Многонациональное советское государство могло быть построено только на основе великой русской культуры. Не случайно же Сталин в беседе с делегацией художников 6 июля 1933 г. объяснил роль русского народа как ведущей силы общества именно его «советским» характером: «Я сказал как-то Ленину: самый лучший народ – русский народ, самая советская нация».

Советский тип власти, принявший историческую эстафету от «соборной» демократии, стал политическим фактором преобразований во всех сферах жизни общества. Советы возникли в революции 1905–1907 гг. как форма народовластия, поэтому большевики увидели в них прообраз нового государственного жизнеустройства. Будучи автором оригинальных работ по теории национального вопроса, Сталин отлично понимал значение национальной специфики для государственного строительства. Еще в 1917-м, выступая на VI съезде партии, Сталин называет Советы «наиболее целесообразной формой организации борьбы рабочего класса за власть» и подчеркивает: «Это форма чисто русская».

Он был, как всегда, точен: эта «чисто русская» национальная форма власти складывалась и вызревала в русской крестьянской общине. Когда же Советы утвердились как форма власти, он не раз возвращается к этой мысли. В начале 20-х годов он выражает убеждение, что власть Советов носит подлинно русский народный характер: «Советскую власть нельзя рассматривать, как власть, оторванную от народа, – наоборот, она единственная в своем роде власть, вышедшая из русских народных масс и родная, близкая для них. Этим, собственно, и объясняется та невиданная сила и упругость, которую обычно проявляет советская власть в критические минуты».

Мысли о «русском» характере советской власти он придерживается неукоснительно, возвращаясь к ней по разным поводам. Так, в марте 1945 года, на приеме в честь Э. Бенеша, президента Чехословакии, он говорит, что даже для родственных нам славянских народов советский строй не всегда приемлем: «Есть разговоры, что мы хотим навязать советский строй славянским народам. Это пустые разговоры. Мы этого не хотим, т. к. знаем, что советский строй не вывозится по желанию за границу, для этого требуются соответствующие условия».

Только у нас Советы стали наиболее адекватной формой самоуправления, основанной на широком представительстве народа и совместном обсуждении принимаемых решений. Сталин всемерно укреплял и развивал этот тип власти. Такая стратегическая установка «задавала» политике Сталина не только «народность», но и «державность», что, как мы уже видели, выразилось в его подходе к созданию новой российской государственности. Одной из важнейших идейных основ этой политики явилась специфически русская форма патриотизма, а именно «государственный патриотизм».

Наконец, сталинский план построения социализма строился с учетом близкой перспективы военного столкновения с Западом. Сталин отчетливо представлял себе, что российская цивилизация с ее духовными приоритетами – главное препятствие на пути мирового господства Запада, на пути унификации мира на основе ценностей материальной жизни. Поэтому он ставит задачей создание сильной России, неподвластной мировым разрушительным силам. Ключевым пунктом его политической стратегии становится строительство социалистической экономики на основе форсированного технологического прогресса, которое только и может гарантировать политическую самостоятельность страны. Отсюда ставка на ускоренные темпы индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства.

При этом сталинская стратегема предусматривала, что не рынок, а народное государство должно выступить главным регулятором социально-экономических отношений в стране. Сталин последовательно и бескомпромиссно отстаивал «регулирующую роль государства на рынке» и видел в ней главный фактор индустриализации как промышленного, так и сельскохозяйственного производства.

В результате социализм, построенный под руководством Сталина, стал специфически российским явлением и, по-видимому, останется в исторической памяти как явление не только великое, но и неповторимое. Это социализм, опирающийся на исторические традиции России, такие как самодостаточная державность, народовластие, творчество, самоорганизация и коллективность бытия, патриотизм и социальная справедливость для всех. Русский дух выразил себя в русском революционном размахе, в великих стройках первых сталинских пятилеток, в Победе 1945-го, в штурме космических высот. Он выразил себя в создании великой советской социалистической державы, в формировании новой исторической общности – советского народа. В сталинскую эпоху великая русская культура стала достоянием всех советских народов, явилась фундаментом советской цивилизации, поднявшей к новым вершинам исторические достижения цивилизации российской.

* * *

Вскоре после смерти Сталина его имя было оклеветано в глазах советского народа, а сталинизм, его теория и политическая практика были отвергнуты. Историческим результатом этого стала подмена сталинизма разного рода идейно-политическими суррогатами, а вслед за этим и крушение созданного Сталиным великого Советского государства. Одновременно произошла замена сталинизма как идеологии и политики противоположным ему антисталинизмом, который культивируется ныне в большинстве средств массовой информации и в органах государственной власти.

Тем более актуальным предстает противопоставление сталинизма этой вакханалии его отвержения. Так, 8 ноября 1991 года Н. А. Андреевой была основана партия, возродившая принципы большевизма в их сталинской интерпретации. Сама Нина Александровна уже в своей знаменитой статье «Не могу поступаться принципами» встала на защиту имени Сталина и его идейно-политического наследия от разнузданной «критики», развернутой горбачевскими «перестройщиками».

А в книге Н. А. Андреевой «Будущее за социализмом», изданной в 2018 г. в связи с 30-летием возрождения большевизма, говорится о жизненной силе сталинского наследия: «Все больше людей в СССР начинают понимать это, обращаются к трудам И. В. Сталина, создают общества его имени, выпускают газету «За Родину, за Сталина!» И далее в книге подчеркивается: «...Культ Сталина был, потому что была ЛИЧНОСТЬ, исполинская Личность, которой после Ленина не было равной в мире».

Сегодня, годы спустя, созданная Н. А. Андреевой Всесоюзная коммунистическая партия большевиков (ВКПБ) во главе с Н. А. Дегтяренко, стоит на твердых и нерушимых позициях сталинизма.

В. А. Туев,

доктор философских наук, профессор.

Ленинград.